эти пятьдесят человек должны были крепко взяться за руки и не разжимать их до конца пути.
Вагонка трогалась с места и с огромной скоростью мчалась сквозь пустыню, но только тогда, когда создавалась или, вернее, накапливалась энергия жизни пятидесяти человек, взявшихся за руки. Но стоило хотя бы одному человеку отпустить сжатую в ладони руку соседа, как Вагонка вставала намертво в любой точке пустыни. И затем возвращалась назад. Только уже медленно и нудно.
А пустыня она и есть пустыня. В ней долго находиться нельзя. Оттого через какое-то время Вагонка возвращалась с не солоно хлебавшими, полумертвыми (а случалось, что и с мертвыми) путешественниками.
Вот поэтому так сложно было найти сорок девять попутчиков в это жизненно необходимое и мне, и моему ребенку путешествие.
Но я решила рискнуть и сама стала собирать команду.
Я валялась в ногах, упрашивала, унижалась, пугала, льстила, лгала, плакала и выворачивалась наизнанку в желании заполучить новых спутников в заманчивое, но рискованное путешествие.
Но наконец я их собрала.
Все сорок девять.
Кого только среди них не было: профессор, убийца, вор, насильник, поэт, картежник, проститутка, по парочке лесбиянок и гомиков, две школьницы, шахтер, водитель трамвая, генерал, медсестра, спившаяся скрипачка, разорившийся банкир, висельник, сирота, многоженец, искатель кладов, космонавт, астроном, могильщик, министр, мать, потерявшая сына, секретарша, вахтер, милиционер, два военных младшего звена, штукатур, маляр и каменщик, три бабушки со своими великовозрастными внуками-наркоманами, дамский парикмахер, немой, косоглазый, безногий, бешеный и носатый, а также мой одинокий верный Друг, который сам предложил себя в попутчики, видя мои мучения.
И вот мы в Вагонке.
Взялись за руки.
Поднялся ветер.
Вагонка еще не тронулась, и мы смотрели, как ветер задувает тот единственный рельс, больше похожий на струну, чем на дорогу. Близкие и провожающие жались в кучки и с тоскливыми взглядами смотрели на нас, обреченных. Прохожие же бросали в нашу сторону иные взгляды, взгляды, полные алчности, злобы и зависти.
Вагонка пока еще стояла на месте, как бы проверяя наши рукопожатия и набирая какую-то ей одной известную критическую массу для пуска.
Наконец напряжение стало нарастать, и мы, поддаваясь ему, сжимали ладони все сильнее и сильнее. Только у двоих стоящих по краям цепочки: у меня и у моего Друга, осталось по одной свободной руке. Он крепко держался за поручень, а я держала на руке своего больного ребенка.
И вот Вагонка слегка качнулась, потом еще раз и вдруг стала стремительно набирать скорость – все быстрее и быстрее. Моментально скрылся за горизонтом наш мир, и вокруг потекла темно-коричневая сухая и безжизненная пустыня, тишину которой нарушал только ветер и скрип колес Вагонки о единственный рельс, припорошенный бегающим песком.
Все молча стояли и крутили головами, стараясь рассмотреть хотя бы что-нибудь, на чем можно было бы остановить взгляд, чтобы использовать это как причину для разговора