Пока ехали из Волгограда, прошлое само собой вернулось к Вячеславу. Что если удастся повидать того известного хирурга? Желание усилилось после посещения краеведческого музея, где была специальная экспозиция, посвящённая Алимову.
Но знаменитый врач уже давно не работал в больнице. Бойко дали его домашний номер, хотя предупредили: хирург очень стар, супруга недавно умерла, и он практически никого не принимает.
Гудки в мобильнике тянулись долго. Наконец, в трубке послышался старческий голос:
– Алё, я вас слушаю.
Вячеслав не знал, как начать. Он попытался рассказать о том случае, когда Алимов спас его. Увы, хирург не мог вспомнить слишком далёкий для него эпизод. О, сколько операций он провёл в своей жизни – не счесть! Нет, он не помнит мимолётный для него случай.
– Тем не менее, я вам очень благодарен, – сказал в заключение Вячеслав. – Большое спасибо.
И отключил телефон.
– Ну, а что ты хотел? – резонно спросила Ольга. – Следовало ожидать, что он тебя не помнит.
Бойко молча крутил баранку. Он возвращался с любимой женщиной домой, и был ей благодарен, что так всё получилось. Оба были полны впечатлениями от поездки. Однако разговор с Алимовым не отпускал Вячеслава.
– Мне кажется, теперь у тебя на сердце должно быть спокойнее, – заметила Ольга.
– Ты, как всегда, права, малыш, – кивнул Вячеслав.
«Для кого-то это лишь рядовой эпизод в работе, для другого – что-то бо̀льшее, – мелькали в нём обрывки мыслей. – Всё только в голове человека. Как там однажды вертелось у меня на уме? Суть человека – его душа. И душа заставляет наше тело совершать то или иное».
Легостаева страсть
Истинная любовь расплачивается за ложную (Бальзак)
Далёкая послевоенная пора. В заснеженных просторах южноуральской степи затерялось село Терновка. Спят избы, укрытые пушисто-белыми одеялами с соломенными заплатами на крышах, спят их обитатели, спит вокруг величественная природа.
Но короток сон в сельской местности: ещё затемно, а уже засветились глазницы жилищ, задвигались тени на подворьях, заскрипели калитки. Слабое сияние медленно разливается по горизонту – светило будто щурится, не желая сразу окинуть мир благосклонным оком.
Мало-помалу утро разгорается. Солнце начинает, потихоньку пригревая, шкодливо тянуть-растапливать одеяла на избах, и вот уже потекла бахрома сосулек. Протяжно зовут хозяек коровы, вяло перебрёхиваются дворняги, но уже бодро чирикают из-под стрех воробьи. День начался…
***
Пашка на редкость в охотку рубил в этот раз дрова, с шумным хаканьем приседая и обрушиваясь на всяк новый чурбак. «Эх, размахнись рука, раззудись плечо, пока горячо!..» – вторил он про себя в лад.
Привычка рифмовать въелась в него с детства, и позже, когда он вытянулся длинной жердью, весьма сгодилась ему. Он слыл из тех балагуров без костей в языке, кого в иных местах кличут легостаями. Правда, есть в том прозвище оттенок неодобрительности