в сторону беседки, где их ожидал мистер Гоффман – муж Аиды и Даниэла. Минуло от силы минут десять с небольшим.
И радостные разговоры прервал крик девочки, и в тот миг не сразу было понятно откуда он доносится, Фрейер, Рихтер и Мансур, еще с долю секунды улыбались друг другу, как вдруг голос, кричащей девочки стал узнаваем и тогда, мелкая дрожь холодом пробежала по спине всех, кто сидел в той беседке. Алеся бежала к ним, сбиваясь с ног, дрожа от ужаса, ее трясло, а сердце колотилось так, будто сейчас разорвется в клочья, на тысячи осколков. В глазах девочки был ужас, она с надрывом пыталась что-то сказать, но лишь выла слоги, несвязные слоги, глаза ее смотрели маме и Рихтеру в лицо, она кричала о помощи, потом начала реветь и снова кричать от безысходности. К ней кинулись все, стали трогать ее тело, ощупывать на предмет ушибов, переломов и иных травм, а она просто кричала слово «мама». Рихтер резко, словно ошпаренный огнем вскочил и спросил вслух:
– А где Бас?! Где Бас! – крикнул он, со страхом, что застыл на его глазах, его сердце забилось так сильно, так сильно, как в те моменты, когда происходит неотвратимое, он такое уже чувствовал ранее, когда однажды зазвонил телефон и мрачный голос его тети произнес: «Папа твой, умер».
– Алеся, посмотри на меня, девочка моя, что с тобой? – опустился на колени Рихтер.
– Он мертвый дядя Аарон, мертвый! – навзрыд кричала Алеся, ее так сильно трясло, что мама решила вызвать скорую, но Даниэла была врачом и сказала, что сейчас добежит до аптеки и купит все необходимое, пообещала, что всё будет хорошо.
– Где, Алеся, скажи, милая, где он! – не успокаивался Рихтер.
– Дядя Аарон, умоляю прости, прости, прости! – казалось, девочка сейчас попадет в состояние агонии.
– Слушай, Алеся, послушай, я должен найти его, где вы играли с ним, просто скажи мне, прошу тебя, тут большая толпа людей, я должен найти его быстрее, прошу, девочка! – сетовал Рихтер.
– У светофора, там, где вывеска цветная, прости! – и ее слова прервались сильным рыданием.
Рихтер быстрее молнии помчался туда, Аида и мистер Гоффман остались с дочкой, а Даниэла была уже у аптеки.
В глазах всё словно замедлилось, шум, гам, гул, разговоры стали глухими, словно происходят где-то вдали. Он шел к светофору, где столпилось несколько человек, некоторые закрывали глаза своим детям. Рихтер отодвинул мощным нервным движением руки пару человек, чтобы подойти ближе. Идиллия, гармония, воздушный замок, оказывается может рухнуть вот так легко. Глаза пса смотрели в толпу и искали помощи, искали хозяина и не находили, из них текли слезы, и они застилали его взгляд мутной пеленой. Рихтер рухнул на колени возле Баса, который сразу стал шевелить носом и жалобно моргать, пытаться подвигать лапой, дабы коснуться колена хозяина, но протяжно проскулил от боли, под головой и грудиной сбиралась кровь и блестела на асфальте. Бас не хотел уходить, ведь где-то там смеялись дети и был праздник, ему где-то внутри было искренне жаль, что так случилось, жаль, что он не мог больше встать, ведь жизнь медленно уходила из него. Рихтер склонился к мокрому