полотенцами. Еще недавно белые, они набухли от крови. Казалось, Ассунта тащит не ребенка, а узел с сырым мясом. Уж конечно, девочка доживает последние минуты. Что за нелепая смерть – из-за ломтя хлеба, принесенного ведьмой-золовкой!.. Ассунтино горло саднило от ледяного воздуха, от бега по каменистой тропе. В очередной раз вдохнув, она ощутила металлический привкус во рту. Кровь. Кровь горлом пошла. Ассунта покачнулась, едва не упала, но удержалась на ногах и увеличила скорость.
– Радуйся, Мария, полная благодати, Господь с тобой, – задыхаясь, повторяла Ассунта. Как там дальше, в молитве, она не помнила. Одно знала: на старшей дочери лежит проклятие.
Весь день и всю ночь, пока доктор промывал Стеллино нутро, пока штопал ей живот, и еще сутки, когда боялись, что разовьется сепсис, Стелла Фортуна была в реальной опасности. Кишки, как объяснил доктор Ассунте, сроду не резавшей животных и не представлявшей, что за пенистая жидкость выделяется из живота Стеллы, – каким-то чудом не порвались. Доктор так и выразился: это чудо. Сам золотушный и дурно пахнущий, он сделал девочке промывание брюшной полости, голыми руками уложил внутренности на место и зашил живот суровой ниткой, совсем как Ассунта зашивала свою единственную кофту. Стелла перенесла операцию с открытыми глазами. Глаза были сухи, и никто, включая саму Стеллу, не представлял, в сознании она или нет. Оказалось, что у девочки сломано несколько ребер, но, судя по тому, что кровь изо рта не шла, легкие не пострадали. Доктор оценил крепость Стеллиного скелета – у другой девочки, пожалуй, позвонки рассыпались бы под тяжестью свиных туш. Сделав последний стежок и обрезав нить, он сказал, что теперь следует опасаться только одного – заражения крови. Если девочка переживет первую неделю, он, доктор, поглядит, целы ли ее детородные органы; Ассунта же пусть пока смиряется с мыслью, что дочь, возможно, никогда не сумеет зачать и выносить дитя.
Ассунта обеими руками держала Стеллину ладошку; слезы вытирать ей было нечем. Чудак этот доктор. Еще кровь с пальцев толком не смыл, а уже про деторождение рассуждает. С одной интонацией произнес две фразы: «Ваша дочь может не пережить эту неделю» и «Если она и выживет, не надейтесь, что она подарит вам внуков». Не подумавши ляпнул? Очерствел на своей работе? Или предвосхитил Ассунтин вопрос насчет фертильности Стеллы, потому что другие матери в похожих случаях об этом спрашивали? Была ли вторая фраза дежурным предупреждением о вероятных последствиях – или констатацией свершившегося факта? Что за жизнь у бездетной женщины и нужна ли она вообще? Насчет себя Ассунта никогда не терзалась – она зачала вскоре после свадьбы, полудетская беременность отмела все сомнения и страхи. Теперь, в операционной, Ассунта размышляла о Стеллином вероятном бесплодии с философским равнодушием. Не будет детей – и ладно. Лишь бы волшебная игла свершила истинное чудо – вернула Стеллу в мир живых, прикрепила, пришила к живым.
Когда доктор ушел, оставив мать и дочь наедине, Ассунта положила ладони на Стеллин живот – по бокам, чтобы