одном неподалеку от нашего с Главком берега.
Глава пятая
– Идем, – звала я.
Был жаркий полдень, земля крошилась под нашими ногами.
– Здесь совсем недалеко. Отличное местечко, чтобы вздремнуть, дать отдых твоим усталым косточкам.
Он шел за мной, угрюмый. Вечно был не в духе, когда солнце высоко.
– Не люблю так далеко уходить от лодки.
– С твоей лодкой ничего не случится, обещаю. Гляди! Вот мы и пришли. Ради этих цветов разве не стоило пройтись? Такие красивые, бледно-желтые и похожи на колокольчики.
Я увлекала его вниз, в гущу цветения. Я взяла с собой воду и корзину с едой. Знала, что отец наблюдает сверху. И если уж он следит за нами, пусть все это выглядит как пикник. Неизвестно, что бабка могла ему наговорить.
Я потчевала Главка, смотрела, как он ест. И думала: став богом, каков он будет из себя? Неподалеку располагался лес, его густая тень укроет нас от отцовского глаза. Когда Главк перевоплотится, я уведу его туда и покажу, что клятва моя больше нам не помеха.
Я положила подушку на землю:
– Приляг. Поспи. Ведь самое время поспать?
– Голова болит, – пожаловался он. – И солнце в глаза светит.
Я пригладила ему волосы, пересела, чтобы заслонить солнце. Главк вздохнул. Он все время уставал, и уже через мгновение глаза его закрылись.
Я поворошила цветы, уложила их на Главка. И подумала: сейчас. Сейчас.
Но он продолжал спать, как сто раз уже спал на моих глазах. Я-то воображала, что стоит цветам коснуться Главка, и он перевоплотится. Заключенная в них бессмертная кровь тут же просочится в его вены, он поднимется уже богом, возьмет меня за руки и скажет: “Теперь я могу достойно тебя отблагодарить”.
Я опять поворошила цветы. Сорвала несколько и бросила Главку на грудь. Дунула на них, чтоб его окутало облако пыльцы и аромата.
– Превратите его, – прошептала. – Он должен стать богом. Превратите.
Главк спал. Цветы стояли вокруг, свесив головки, бледные и хрупкие, как крылья мотылька. А меня разъедало изнутри. Может, это не те цветы. Надо было сначала все разведать, но мне уж очень не терпелось. Я встала, побродила по склону холма в надежде обнаружить поросль других цветов – ярких, багровых, явно источающих силу. Но нашла только самые обыкновенные, что растут на любом холме.
Скорчившись подле Главка, я заплакала. Рожденные наядами могут лить слезы целую вечность, и мне, кажется, нужна была вечность, чтобы выплеснуть все свое горе. Ничего не получилось. Ээт ошибся, нет никаких чудодейственных трав, и однажды я потеряю Главка навсегда, его прелесть, его бренная красота истлеет в земле. По небу катился своим путем отец. А глупые, вялые цветы качали головками. Я их возненавидела. Взяла охапку и выдрала с корнем. Изорвала лепестки. Изломала стебли. Влажные обрывки прилипали к моим ладоням, по рукам стекал сок. Аромат усилился, резкий, буйный, уксусный, как запах старого вина. Горячими, липкими руками я сорвала еще охапку. В ушах, как в улье, стояло темное гудение.
Трудно