другими, более популярными в классе девочками.
С возрастом я стала лучше понимать, что не все, кто говорит со мной, живые люди, и различать тех и других. Беседуя с кем-нибудь, я могла боковым зрением увидеть проходящих мимо призраков и приучила себя не обращать на них внимания, так же как большинство людей, встречая за день сотни незнакомцев по пути на работу и домой, замечают их, но не вглядываются в чужие лица. Я сказала матери, что ей нужно проверить тормоза, опередив сигнал о неполадке, зажегшийся на приборной доске; я поздравила соседку с беременностью за неделю до того, как врач объявил ей радостную весть. Всю информацию, которая мне поступала, я просто озвучивала, не редактируя и не принимая решения, стоит говорить об этом или нет.
Однако мой Дар оказался не всеобъемлющим. Когда мне было двенадцать, магазин по продаже автозапчастей, которым владел мой папа, сгорел дотла. Через два месяца отец покончил с собой, оставив матери бессвязную записку с извинениями, свою фотографию в вечернем костюме и гору карточных долгов. Ничего этого я не предвидела, и не счесть, сколько раз потом меня спрашивали: ну почему так случилось? Признаюсь вам откровенно: никто не хотел бы получить ответ на этот вопрос больше, чем я сама. Кроме того, я не могу угадывать номера выигрышных лотерейных билетов или советовать, акции каких компаний стоит покупать. О делах своего отца я не имела ни малейшего представления, а потом, годы спустя, не сумела предугадать, что мать постигнет скоротечная смертельная болезнь. Я экстрасенс, а не волшебник из страны Оз. Прокручивая в голове события, я искала какой-нибудь упущенный знак, размышляла: вдруг кто-то потусторонний не смог достучаться до меня, или, может, я слишком увлеклась выполнением домашней работы по французскому и потому ничего не заметила. Но с годами поняла: вероятно, существуют вещи, которые мне просто не положено знать, и, кроме того, я вообще не хочу иметь в голове полный расклад будущего. Если бы я могла его увидеть, какой тогда вообще смысл жить?
После гибели отца мы с матерью перебрались в Коннектикут, где она стала работать горничной в отеле, а я, тогда еще толком не отличавшая магию от язычества, отчаянно пыталась выжить в старшей школе. По-настоящему свой Дар я оценила только в колледже. Я научилась гадать на картах Таро и предсказывала будущее однокурсницам. Подписалась на журнал «Судьба», вместо учебников читала книги и статьи о Нострадамусе и Эдгаре Кейси[2], носила гватемальские шарфы и полупрозрачные юбки и жгла благовония в своей комнате в общежитии. Я познакомилась с одной студенткой, Шаной, которая тоже интересовалась оккультизмом. В отличие от меня, она не могла входить с контакт с умершими, но была эмпатом и всегда из сочувствия испытывала боли в животе, когда у ее соседки по комнате начинались месячные. Вместе мы пробовали ворожить. Зажигали свечи, садились перед зеркалом и вглядывались в него так долго, что прозревали свои предыдущие жизни. Среди предков Шаны было много экстрасенсов, и это именно она посоветовала мне попросить своих