– коров, овец. Оставляли лишь по одной корове, кому-то удавалось оставить еще и бычка или телочку, но это было рискованно – могли потом отобрать все, да и арестовать.
Хозяйства у живших тут забайкальских казаков, что ушли еще в восемнадцатом от красных через Аргунь за границу в Китай, были большие, зажиточные. За почти тридцать лет наладили русские люди здесь жизнь и трудились не покладая рук. Японцы, когда заняли Китай, русских не притесняли, позволяли жить своим уставом. Потому хозяйства в каждом дворе были сильные – коров десятками, гурты овец, лошади, все имелось и находилось в отличном состоянии.
Скот сдавали сами, не роптали, понимали, что помогать своим русским, там, на далекой родине, надо. Старые обиды на советскую власть после такой большой войны не вспоминали.
Живность сгоняли на лед реки и там забивали, чтобы зря не кормить. К концу зимы на льду посредине Дербула было навалено с десяток огромных куч туш разной скотины. На реку боялись ходить и старались туда не оглядываться, такими зловещими высились страшные замороженные мясные горы. Снег заметал их, но все равно чернотой просвечивали туши родных буренок и кучерявых овечек. Двое часовых постоянно менялись, охраняя добро, кутаясь в тулупы на ледяном ветру и притопывая валенками. Мясо должны были увозить подводами на железнодорожную станцию, но все не отвозили, и не отвозили – охраняли.
Когда солнце начало подогревать и с крыш повисли сосульки, народ стал поглядывать на реку. Никаких пояснений ни новоявленное советское начальство, ни солдатики из охраны не давали. Кучи на льду все лежали и становились чернее. Посты охраны перенесли со льда на берег. Солдаты стали огрызаться на местное население, и все чаще звучало: «…вы тут, пока мы там…».
В середине апреля в одну ночь лед стал громко стрелять, и ледоход начался разом быстрый, мощный. Дербул – горная большая река со скорым течением, к утру вода была почти чиста, только отдельные льдины еще проносились мимо, да на берегу лежали несколько прозрачных на изломах глыб, что выбросились с ходу из воды.
Вся деревня: старики и дети, мужики и их жены, высыпали утром на реку. Молча смотрели на быструю воду, туда, вдаль, где за поворотом она уносилась в Аргунь, а потом текла с далеким Амуром к океану.
Освобождение
История вторая
Боев в Трехречье не было. Японцы заранее отступили, покинули район. Накануне их ухода один из японцев, что был знаком с дедушкой, шепнул ему, что ночью уйдут и взорвут комендатуру и казармы. Японцев стояло тут много, была большая часть, как раз напротив дома через улицу. Скоро все русские знали, что будет ночью, и к вечеру вся деревня тихо ушла из своих домов – кто в лес, кто на заимки или еще куда-нибудь в другие деревни к родным и знакомым подальше от Драгоценки. Прадед мой, мамин дедушка Иван Яковлевич, герой русско-японской войны, староста большой церкви в Драгоценке, еще крепкий и статный старик, уходить отказался, остался сберегать дом. Смелость и даже отчаянность он имел немалую – не боялся ни озлобленных