сколотил начальные боковины. Отец наблюдал за ним, потом, когда тот уже собирался выстругивать выступающую за грани фанеру, чем точно бы уже загнал всю работу в брак, подошел:
– Саша, вот эти гвозди вытащи назад. Уголком проверишь по углам. Видишь, как не совпадает, – угольник в руках отца четко обозначил расхождение. – Вот так, по рейкам все проверяй, чтобы прямой угол был, потом гвоздями. И не торопись.
– Я проверял угольником этим, а все равно криво выходит. Это угольник кривой, – Сашка обычно находился, что ответить.
– Поправляй давай. Тебе показать, как надо?
– Покажите.
– Ну смотри, только запоминай, – отцу, видимо, не терпелось самому все исправить. – Где я сейчас тут имел в руке молоток? – иногда у него выскакивали не только украинские словечки в сочетании с мягким украинским акцентом, но и сами выражения изредка случались не совсем русскими.
Мальчишки вокруг рассмеялись. Мне стало неловко и обидно за отца на этих оболтусов. Но когда в руках отца заиграл молоток, а потом запел тонкой стружкой рубанок, все притихли и не могли оторваться от его работы. Это было ловко, точно и изящно. На верстаке за мгновение вырос аккуратный, словно игрушка, ящик.
– Вот так надо, смотри, Сашка, учись, – отец, довольный работой и тем, что все на него смотрели с уважением, показывал, – шкурку не просто так вози как попало, а на чурочку ровную ее намотай вот так и вдоль волокон шлифуй.
– А где волокна-то в фанере? Она тряпочная что ли? – Сашка дурашливо оглянулся на одноклассников, но те не поддержали.
– Большой ты уже, чтобы не знать. Вот они, волокна, рисунок дерева видишь? – указательный палец отца обвел косые линии на еще не ошкуренной фанере.
– А, понял.
Отец подошел ко мне, быстро оценил мои результаты.
– Тычинский, вот здесь рубанком возьми. Да не так, рубанок чуть наискось веди и ровнее, ровнее, не болтай ты его туда- сюда. Вот так…
– Федор Иосифович, а можно я потом ящик лаком покрою? – я заметил на подоконнике бутылку с лаком и мне захотелось отличиться.
– Зачем?
– Блестеть будет.
– Чтобы лаком покрывать, надо вышкуривать больше, чтобы совсем гладко было. Но ящики нельзя лаком, на них потом писать нельзя, скользить карандаш станет. Не надо лаком. Так.
– С боков же не пишут, может, я только с боку лаком? – было обидно, что рвение мое не одобрено.
– Нет. Без лака. Закончишь работу, сходи возьми в шкафу большую линейку, поможешь расчертить плаху.
Я быстро закончил свой ящик. Получился он неплохим, хотя заметно проигрывал тому, что стоял рядом на Сашкином верстаке. Готовые посылочные ящики мы подносили к большому столу, где сидел отец и принимал работу. Успели не все, несколько ящиков оставались недостроенными. Поставив свой на стол, я пошел к огромному шкафу, открыл его ключом, что дал мне отец, достал оттуда длинную железную линейку и с гордостью вернулся назад под завистливыми взглядами