ные ярко-василькового цвета глаза с длинными тёмными ресницами и тёмными бровями, которые, как ни странно, очень естественно смотрелись в сочетании со светлой кожей и волосами. Казалось, от одежды и волос девочки исходит сияние – так сильно её образ контрастировал с серым фоном мёртвой пустыни, будто бы ангел спустился с небес. Глаза девочки приковывали взгляд. Но не только их цвет заставлял смотреть на них собеседника. Они были наполнены неким знанием, которого не ждёшь от столь юного создания, спокойствием и грустью, что делало их незабываемыми, притягивающими. Затем девочка произнесла:
– Ты ключ к спасению! Помоги! Помоги не допустить непоправимого! Кристина!
А после этих слов начало происходить страшное. Прелестное детское личико исказилось гримасой боли. Её фарфоровая кожа начала осыпаться, обнажая мышцы, а затем кости. Через минуту на Кристину смотрел уже скелет, а спустя ещё мгновение детские косточки превратились в пыль. И тут снова откуда-то сверху послышался детский голос:
– Кристина, помоги! Кристина!
– Кристина! Кристина! – вдруг раздался слегка хрипловатый, но хорошо поставленный, женский голос, – Кристина, что с тобой?
Видение резко оборвалось. У Кристины перехватило дыхание и возникло чувство, будто она падает вниз в глубокую пропасть. Всё вокруг погрузилось во тьму. И сквозь пелену сна Кристина услышала, как её зовет мама.
Кристина открыла глаза, соображая, где она находится. Её била мелкая дрожь, дыхание было учащённое.
Что со мной? Где я? Неужели снова началось! – Это была первая тревожная мысль, промелькнувшая в голове Кристины.
Она судорожно осмотрелась: стены не белые, а светло-оранжевого оттенка, окна с красивыми шторами насыщенного ярко-апельсинового цвета. Справа от кровати небольшой туалетный столик с зеркалом, слева высокий до потолка шкаф-купе из светлого дерева с зеркальными дверями. Рядом со шкафом стоит рабочий стол, весь заваленный эскизами и набросками, красками, кистями и карандашами. Несколько рисунков валялось на полу. Посередине стола, под всеми этими бумагами, виднелся открытый ноутбук. На спинке стула, стоящего у стола, висел полуоткрытый серый рюкзак. В нём также лежали кисти, карандаши, небольшой блокнот для набросков, наполовину полная бутылочка минеральной воды. На стене над столом где-то кнопками, где-то скотчем были прикреплены репродукции известных художников разных стилей и эпох: Сальвадор Дали, Пикассо, Суриков, Айвазовский, Малевич. Рядом с репродукциями висела также небольшая газетная вырезка, посвящённая выставке начинающих графиков и живописцев, которая состоялась в Доме художника в этом году в рамках проведения очередного международного молодёжного фестиваля искусств.
Фух, я дома, в своей кровати! Всё хорошо! Это был всего лишь дурной сон, - облегчённо вздохнула Кристина, приходящая в себя после бури эмоций и оцепенения, вызванных ночным кошмаром.
Я же забыла принять лекарства вчера, – вдруг осенило Кристину, – первый раз за долгие годы!
Затем голос матери раздался ещё раз:
– Кристина, просыпайся! Кому говорю!
В этот раз помимо беспокойства в голосе матери чувствовалось раздражение.
– Я сейчас, мам! – крикнула Кристина.
Услышав голос матери и эти уже обыденные ноты раздражения в голосе, к которым Кристина привыкла, она вспомнила события вчерашнего дня. Вчера часов в двенадцать дня к ней в гости неожиданно пришла её мама, Светлана Николаевна Волкова, и, вначале весело и с интересом рассказывала о своих делах. Но, как всегда, ближе к вечеру, настало время очередного разговора по душам и поучительных наставлений матери к дочери. В этот раз терпение Кристины лопнуло раньше, чем она предполагала, и, немного вспылив и обозлившись на мать, она пошла спать. Ей не нравилось, когда к ней лезли с советами и пытались навязать свой образ жизни, мысли и идеалы. Кристина хотела, чтобы быстрее начался новый день, чтобы её мама уехала домой на другую сторону Москвы к своему очередному любовнику и оставила её в покое, собственно, как она успешно делала это всю сознательную жизнь Кристины. А лекарство, которое Кристина должна была принимать каждый день после ужина, как раз стояло на кухонном столе. Но Кристина, выведенная из себя «душевным» разговором, закрылась в своей комнате и к ужину не вышла.
Она рывком села на кровати. От столь стремительного движения у неё немного закружилась голова. Посмотрев через плечо, Кристина увидела, что всё постельное бельё скомкано. Одеяло почти полностью выбилось из пододеяльника. Простынь и наволочки были не только сильно измятыми, но и влажными от испарины. А её тонкая хлопковая ночная сорочка была насквозь пропитана потом и прилипла к телу.
– Пора вставать! В институт опоздаешь! – снова раздался голос, уже громче и сопровождаемый настойчивым стуком в дверь, – всё, я вхожу в комнату!
Дверь резко открылась и в спальню Кристины вошла её мама. Светлана Николаевна была высокой, ухоженной и статной дамой. Несмотря на ранее утро (было семь утра), она уже была при макияже. Он был сделан мастерски и подчеркивал природную красоту лица, хотя и был немного ярким для раннего будничного