в своей новой комнате; в-третьих – тело его болело, потому что было избито.
Прислушавшись к ощущениям, Кабанов понял – избитость не смертельна. Кое-где по телу обнаружились синяки, но все они находились в состоянии, которое смело можно было назвать стадией окончательного заживления. Ощупав руками лицо, а затем и всю голову, Генка обнаружил мягкую шишку на затылке, находившуюся в процессе рассасывания, а также припухлость левого глаза, которая тоже не внушала опасения, так как чесалась подобно затянувшемуся шраму, нисколько не влияющему на здоровье.
Мешок лежал на стуле. Генка встал, надел его и, почесав затылок, принялся вспоминать вчерашний день.
*
По мере приближения к берегу речки звуки становились громче, а когда осталось пройти всего несколько шагов, в кустах справа вдруг застонал женский голос. Да так хорошо застонал, что даже идиоту стало бы понятно, чем там занимаются. Генке тут же захотелось сунуться на звук, но элементарное чувство порядочности пересилило любопытство, и он просто прошел мимо.
Раздвинув кусты перед собой, Кабанов оказался на большой поляне, полого спускавшейся к речке. Он остановился и принялся наблюдать за группой молодых людей, занимавшихся непонятным для него делом.
Эта группа состояла из парней и девушек, и было их не меньше десятка. Все они вписывались в возрастную категорию Радия и Петлюры, но занимались не терроризмом, а достаточно мирными делами. Парни и девушки копошились в кустарнике, рвали там какие-то листья и таскали их к центру поляны, где стоял здоровенный верзила не менее двух метров ростом. Он внимательно рассматривал принесенные ему пучки зелени и зачем-то их сортировал.
– Так, это говно, – говорил он басом, вороша листья. – А вот это можно попробовать.
Часть ботвы летела на землю, но несколько листочков, оставленных в руке, бережно скручивалась в трубочку, и складывались в сплетенную из ветвей ивы сумку-авоську.
По всей видимости, работа была в самом разгаре, так как авоська наполнилась уже почти наполовину. Верзила отличался крепким телосложением и откровенно нордической внешностью. Листики в его больших ладонях казались конфетными фантиками, и создавалось стойкое впечатление, будто пальцы молодого человека приспособлены не для такой мелочи, а для двухпудовых гирь или, на худой конец, для огромного галерного весла.
– Шпионишь? – прозвучал вдруг сзади хриплый женский голос.
Генка вздрогнул и резко развернулся.
Перед ним стояла толстая неопрятная девица и была она – в чем мать родила. Волосы на ее голове растрепались, а тело лоснилось от пота. Кабанов с огромной долей уверенности заключил, что стонала в кустах именно она.
– А-а-а, новенький, – протянула девица. – Привет, Зеленый!
Счет к Бублику увеличился.
– Здравствуй, – ответил Генка, стараясь не смотреть на грудь четвертого размера.
– Хочешь секса? – с ухмылочкой поинтересовалась девица.
Генка пока еще не знал, прилично ли такое предложение и как оно соотносится с принятыми