Немедленно отпусти мальчика и сдавайся! Не усугубляй свою вину! Тебе будет засчитана явка с повинной! В противном случае у меня есть приказ стрелять на поражение!
Я открыл глаза и потихоньку приходил в себя.
Оказалось, я сидел на кровати, туго спеленатый байковым одеялом. Напротив, на ящике сидел Одноглазый.
– Ну что малец, очухался?
Странно, но я совсем не испытывал страха. Как будто вычерпал весь лимит страха сегодня на долгие годы вперед.
Поэтому довольно бодро ответил:
– Да.
– У тебя есть последний шанс сдаться добровольно! – гремел во дворе голос, искаженный мегафоном.
– Послушай, малец… У меня очень мало времени, поэтому сиди, слушай внимательно. Говори только: да или нет. Вопросы будешь задавать потом… если, конечно, время останется. Ты все понял?
– Да!
– Отлично! Ты и твой друг, которого теперь ищут, были у меня несколько дней назад, так?
– Да.
– Вы ушли отсюда вдвоем, так?
– Да… но…
– Только да или нет!
– Да.
– Потом твой друг вернулся сюда один? Тебя не было, так?
– Да.
– Сколько тебе лет? Семь?
– Да.
– Хорошо. И твоему другу тоже?
– Нет. Восемь. Он осенью родился.
– Черт! Плохо… очень плохо…
Заметив мой испуг, Одноглазый поспешил меня успокоить:
– Ну-ну… еще не все потеряно. Просто надо действовать быстро.
Впрочем, потом я понял, что успокаивал он скорее сам себя.
Ободряюще подмигнув мне, он улыбнулся (я, наверное, был первым и последним человеком на этой земле, видевшим Одноглазого улыбающимся. Улыбка у него оказалась широкая, белозубая и очень добрая), затем он повернулся к окошку, быстрым движением руки вышиб стекло и крикнул в ночь:
– Я убью мальчика, если хоть кто-нибудь попробует подойти к дому ближе пяти метров!
Слушай, малец… ты, я вижу, очень храбрый мальчик… так же, как и твой друг… если ты хочешь, чтобы он вернулся, нужно мне помочь… сможешь?
– Да! А что нужно делать?
– Ничего особенного… Нужно заплакать… громко заплакать, чтобы услышали те, кто во дворе. Постарайся!
Мне даже не пришлось особенно стараться… казалось, все последние пережитые потрясения и страхи вылились моментально в мой оглушительный рев и настоящие слезы.
Даже Одноглазый был заметно потрясен моим мгновенным перевоплощением.
– Ну артист, – восхищенно прошептал он, – А теперь громко проси, чтобы я тебя не убивал…
Тут я устроил грандиозный концерт. Решив, что достаточно, Одноглазый зажал мне рот рукой и опять крикнул в ночь:
– Вы все поняли? Ни шагу!
– Чего ты хочешь? – спустя продолжительную паузу донеслось со двора.
– Пока я хочу, чтобы все оставались на своих местах! Если мне понадобится еще что-нибудь, я сообщу дополнительно. (Одноглазый явно пребывал в неплохом настроении).
У нас есть