теплится на дне колодца моего сознания и чем больше мне становится лет, тем глубже становится этот колодец и тем дальше от меня мое детство. Иной раз так хочется просто взять и упасть вниз.
На даче мы работаем. Пропалываем сорняк, окучиваем растения, собираем урожай: овощи, фрукты, ягоды и, главное, яблоки – гордость моего деда. «Уралка», очень плодоносная, маленькие кисло-сладкие желтые яблочки; из них получается отличный сок. Мы делаем его без добавления сахара. Чистый продукт. Сок получается мутный, желтоватый, и когда его пьешь, сводит скулы. Я обожаю его. «Медовые» – чересчур сладкие, оправдывают название. При надкусывании складывается ощущение, словно яблоко пропитано медом. Место укуса кажется полупрозрачным. Черви тоже боготворят этот сорт. «Белый налив» – мои любимые. Сначала светло-зеленые, а затем, когда совсем поспеют, становятся бледно-желтыми, крупными и сочными. С неизменной кислинкой, от которой глаза непроизвольно щурятся, а рот неприлично причмокивает.
Чтобы увлечь меня прополкой сорняка дед придумал, будто сорняк – это фашисты. И я усердно работал тяпкой, обливая потом сухую землю и срезая ненавистный сорняк в самых труднодоступных местах. Таким образом я успел «дослужиться» до капитана, получая новые звания каждое лето. Дед имел звание – подполковник запаса.
…Дед устал. У него было большое и больное сердце. Он перенес два инфаркта. Третий оказался последним.
– Ну что, – говорит он, – вроде все сделали, осталось только полить. Давай отдохнем. Перекусим.
– Давай.
Мы зашли в домик. Дед, не снимая любимой широкополой соломенной шляпы, прилег не деревянный самодельный лежак. Лицо его раскраснелось. Он глубоко дышит. Держит тяжелую руку на груди в области сердца. Я чувствую, что оно болит. Ему бы не утруждать себя лишней работой, но это не в его стиле: «Я помру стоя», – говаривал дед. Так, в конце концов, и случилось.
Я завариваю ароматный дачный чай – с мятой и листьями черной смородины. Нарезаю ржаной хлеб и сало – «Шпик», обволоченное красным перцем. Дед любит его.
– Кажется, дождь все-таки будет, – говорю я, всматриваясь из окна в теперь уже серые, сгущающиеся облака.
– Хорошо. Нам меньше работы, – отвечает мой дед.
– Всё готово, пойдем есть.
– Нет, ешь сам, я еще полежу немного.
И я стал есть. Вдруг полил дождь. Быстро он набрал силу, превратившись в ливень. Стучит звенящим карнизом. Я выхожу на веранду с чашкой чая в руке. Глубоко вдыхаю зеленую свежесть. Капли разбиваются о деревянные перила и, разлетаясь, попадают на голые мои руки и ноги. Холодят. Листья рослых яблонь дрожат под небесным напором воды.
– Иди, полежи со мной, – зовет меня дед. Я забрался на лежак. Он приобнял меня правой могучей своей рукой. И мы лежим с ним так до самого прекращения дождя.
Подкрался вечер. Мы загрузились в машину и поехали домой.
– Дедуля, дашь порулить, – прошу его я.
– Давай, пересаживайся, – говорит дед, останавливаясь. Он почти всегда мне