Скачать книгу

оняя пегую кобылу Шептуна, пошли ноздря в ноздрю, пегая покосилась на вороного с таким же неудовольствием, как и ее хозяин на Ришона. Бархат выше, крупнее, и идет легче, как будто кобыла из глины.

      – Пробирает? – Ришон окинул взглядом сжавшегося в комок пилигрима: черная ряса под соболиной накидкой мелко подрагивала, остроконечный капюшон покрылся наледью.

      – Жутко, – сказал Шептун. – И продолжает холодать.

      Ришон всмотрелся в лицо пилигрима: осунувшиеся щеки старика в лад капюшону заиндевели. Порывы ветра проникали в бреши одежды, выгоняя остатки тепла. Безжизненные листья то и дело срывались с веток, заставляя лошадей беспокойно прядать ушами. Лес вокруг нехорош, слишком много упавших деревьев, густой кустарник с острыми сучьями, способными пропороть конское брюхо.

      Усталые животные едва передвигали ноги. Следопыт рассчитывал быть на месте к вечеру, а сейчас почти ночь. Ветер дул зло и пугающе, толкая в лицо колючие льдинки. И снова накатило: лес как будто пустой, Ришон слышал хруст снега под конскими копытами, звяканье сбруи, и больше ничего.

      – Как думаешь, что случилось с обозом? – спросил монах, стряхивая древесную труху с плеча, укрытого плащом. Тяжелые сапоги подвигались в стременах, разгоняя застоявшуюся кровь в ступнях.

      – Холод, – ответил Шептун с вымученной улыбкой. – Да я и сам недалек от снеговика. Не сомневаюсь, обоз просто замело, и все замерзли насмерть.

      – Тогда зачем кардинал отправил церковников расследовать случай обморожения?

      – Холод подбирается бесшумнее, чем убийца. – Сказал пилигрим. – Он забирается вглубь тела, замораживая весь ливер внутри и не оставляя сил сопротивляться. В конце концов ты ложишься в снег, как на пуховые перины, улыбка застывает на лице. Оскал смерти.

      – Всего лишь холод? Так просто? – не унимался Ришон.

      – Люди устали бороться, а усталость убивает кого угодно. Незаметно садится тебе на шею. Эта скользкая тварь оплетает с ног до головы, запускает щупальца в мышцы. Таится, молчит, едва шевелясь внутри, пока не заявит о себе ударом в лоб. И тогда хочется лечь, отдохнуть, оставить все на потом, а сейчас надо закрыть глаза и поспать.

      – А если найдем под снегом следы крови или присутствия чего-то… – Ришон с трудом заставлял онемевшие губы двигаться, – …чего-то неестественного?

      В лицо бил тугой ледяной ветер, буран крутил хвостом, как огромный хитрый пес, то за спиной, то забегая вперед. Заснеженный лес торчал вокруг неприветливой щетиной, путники ныряли под низкие ветви, боясь зацепиться. Лошади шли неохотно, фыркали, уши стояли торчком, а деревья проплывали мимо все медленнее.

      – Если и отыщется аномалия, так это стужа. Я живу уже много лет и не помню такого мороза. Солнце умирает, и скоро все вокруг превратится в лед. – Шептун откинул капюшон, давая разглядеть обрубок, оставшийся вместо его носа.

      Ришон спокойно выдержал взгляд, пожал плечами:

      – Надо проверить.

      Монах направил Бархата чуть в сторону, огибая упавшее дерево, спина следопыта покачивалась впереди. Вороной Ришона осторожно ступал по покрытой снегом почве. Камни, корни и ямки – все спряталось под белым одеялом, ожидая неосторожности путника. Шептун пустил лошадь за Бархатом, кобыла недовольно всхрапывала. Привыкшая к широким трактам, пегая не годилась для разведки.

      Тени легли резче. Хмурое небо на секунду окрасилось в глубокие фиолетовые тона, на западе сверкнуло. Вскоре появились первые звезды. Над кронами бесшумно плыл едва различимый полумесяц. Лес в лунном свете казался особенно неживым, бесцветным, и вся планета будто превратилась в пустошь. Снег не унимался, сыпал, как крупа из прорвавшегося мешка, вьюжил, подхваченный ветром, Ришон устал слушать этот злобный и разочарованный вой.

      – Надо поторопиться, – сказал он следопыту.

      – Не думаю, – заметил Шептун. – Если лошади повредят ноги, мы погибнем.

      Вдалеке, на границе слышимости, завыли волки. Пронеслась бесшумно сова, только воздух колыхнулся. Пилигрим посмотрел в небо, тень набежала на его худое строгое лицо. Обозначилась седая челка, углом закрывающая лоб, в полутьме она показалась жесткой и острой, как пучок проволоки.

      – Мы должны ускориться, – теперь и в душу Ришона проник страх.

      – Господь не примет жертвы большей, чем мы сможем вынести, – возразил пилигрим, разглядывая луну, – дорога затянулась, нужно отдохнуть и согреться.

      – Мы бессознательно полагаем, что Бог взирает на нас сверху… – сказал монах, проследив взгляд попутчика.

      – А что, – спросил Шептун задиристо, – сбоку?

      Ришон сказал мягко:

      – Он видит нас изнутри.

      Следопыт оглянулся, сразу наткнувшись на острый взгляд из-под густых угольных бровей пилигрима. Шептун считал это признаком породы: когда сам седой, а брови черные.

      – Кажется, кто-то говорил, дорога займет не больше четырех часов!

      Жесткие седые волосы Шептуна переходили в редкую щетину, куда как на колючки насаживались снежинки.

      Следопыт