от входа, прислонившись к стене. А ещё над кроватью висела старая картина, на которую я очень часто засматривался в детстве, и мне всегда казалось, что на ней изображён берег нашей Бирюсы, причём совсем рядом с нашей деревней. Но меня убеждали, что эта картина привезена ещё из Мелитополя – украинского города, где я родился и где моя семья жила в начале девяностых, соответственно, на ней никак не могла быть изображена Бирюса. В комнате было три окна – два выходили на улицу, и из них также был виден наш скромный сад, а из третьего можно было полюбоваться огородом, полем, дорогой и видневшимся вдали берегом реки.
Всего же наш участок занимал чуть больше двух тысяч квадратных метров – он был двадцать метров в ширину и сто метров в длину. Правда, почти половина этой территории была непригодна для выращивания чего-либо, кроме самой обычной травы, потому что середина участка находилась в низине и почва там была заболоченной. Зато ту же самую траву можно было косить и заготавливать как сено. И как нетрудно догадаться, в ближней части к дому располагался огород, на котором выращивались картошка, лук, морковь, клубника, малина и многое другое. А в дальней части нашего участка росло ещё несколько плодоносных кустарников и деревьев. Самой любимой моей ягодой была облепиха, и ради неё в детстве я не ленился и пробегал через всё поле, не боясь замараться и промочить ноги. А избежать этого можно было только переступая с кочки на кочку, которые возвышались над водой в той самой низменности.
Я мог бы долго пытаться описывать свои чувства, которые я испытываю, воспоминая всё это, но это как раз тот случай, когда никакие слова не смогут выразить всю палитру чувств. Достаточно сказать, что, несмотря на то, что прошло уже очень много времени, все эти картины остаются столь же чёткими, как будто я видел их вчера, и они будут жить в своём первозданном виде, пока буду жить я. Меня наполняет безумный трепет каждый раз, когда я вспоминаю их, и лишь раз за разом с грустью спрашиваю, прямо как в тот день: «Неужели всё это больше никогда не будет нашим?!» Но я возвращаюсь к своему повествованию.
Нам понадобился примерно час на то, чтобы обустроиться, вытащить из машины всё, что мы привезли с собой, и немного перекусить после дороги. Родители вышли во двор, а я занял место на одной из кроватей – в доме была такая приятная прохлада, которая спасала от стоявшей вот уже который день подряд страшной жары. Ближе к вечеру температура поднималась почти до тридцати градусов, небо было ясным и беспощадному солнцу ничто не мешало направлять свои лучи на измученную землю. А я тем временем был в глубокой задумчивости и пытался решить всё те же проблемы. Через несколько минут в дом вошла мама и поспешила обратиться ко мне, и её тон показался мне неоправданно восторженным для подобной минуты:
– А ты почему до сих пор валяешься?
– А что ещё делать? – раздражённо ответил я.
– И ты собираешься всю неделю так пролежать?
– Почему бы и нет?
– Да