себя сказал Миша, хотя Андрюха Рыжов был последним человеком, которому следовало знать, что он, Михаил Плетнев, в полном ауте. Бывший сокурсник и вечный соперник – более удачливый, как это ни прискорбно. Работает на Главном Новостном, не то, что Миша – поскакушка на побегушках…
– Как это нигде? – Рыжов поджал тонкие губы. – Я ведь тебя видел на каком-то канале, не помню, правда, на каком…
Не преминул все-таки поддеть, это уж обязательно – по правилам давней игры.
– Турнули, – сказал Миша, – только что.
Ну, понеслось. Нашел перед кем откровенничать, но есть в нем такая особенность характера – если уж вожжа под хвост попала, считай все. Случалось с ним такое.
Рыжов не стал спрашивать, за что турнули с работы его друга Плетнева Мишу, вместо этого сделал озабоченное лицо и взглянул на часы.
– Слушай, мне некогда – спешу! Звони, если что, увидимся, – пожал руку, пошел к выходу.
Миша сел доедать борщ. Борщ остыл, покрылся неаппетитной жирной пленкой. Миша поглядел на нее задумчиво и откинулся на спинку стула.
Африканцы за соседним столиком совсем загрустили, похоже даже обилие на столах русской водки не спасало их от осенней хандры.
– Послушай, Миха! – кто-то опять постучал по плечу, Плетнев повернул голову: это Рыжов вернулся. Может, хочет заплатить за остывший борщ?
– Вот моя визитка, возьми. Ну, возьми же. Даю тебе сроку две недели – у нас на канале открывается вакансия штатного фотожурналиста. Если за это время подготовишь и принесешь что-нибудь стоящее, составлю тебе протекцию. Приличный оклад, командировки в Европу. Второго декабря в 9.00. Адрес, надеюсь, знаешь. Две недели, слышишь? Время пошло!
Рыжов уже исчез за дверью, а Михаил все сидел с повернутой в сторону ушедшего приятеля головой. Было неудобно, затекла шея. В голове громко ворочались мысли. О чем это говорил Андрюха – о командировках в Европу?
Миша поборол ступор, который ранее поборол его, медленно встал из-за стола, мысленно попрощался с так и не попробованным борщом, потом – мысленно же – с грустными африканскими студентами, и, так и не поужинав, с завывающим вслух желудком вышел в холодный осенний вечер – сырой и неуютный.
Чернокожий именинник стоял на крыльце и на чистом русском языке вдохновенно материл кого-то по телефону.
* * *
Прошло два дня, а Миша так ничего и не придумал. Бесцельно шатался по городу, утром второго дня даже сел в электричку и ехал до последней станции, наблюдая, как за окном уныло тянутся бесконечные серые поля и теряющие листву перелески. Две недели на то, чтобы достать что-нибудь стоящее – где его достать стоящее-то? Люди вон вокруг какие – скучные, предсказуемые, обычные. Тетки с сумками, плохо пахнущие мужики, безвкусно одетые девчонки. Ясень пень он не там ищет, но доподлинно знает, убеждался не раз – где-нибудь на тусовке в верхах тоже самое: тетки с сумками, вонючие мужики, и безвкусно одетые девчонки – только мишуры побольше да понтов гламурных.
В городе