ходила под впечатлением. Когда вспоминала хищную усмешку Белоносова-отца, в районе солнечного сплетения появлялось сосущее чувство тревоги, холодело всё внутри. Коллеги посочувствовали и дали совет – пойти и спросить у директрисы. Такого в их практике никогда не было.
По предварительной аттестации Белоносов Пётр имел почти все четвёрки, физик поставил свою только после долгих уговоров Елены Николаевны – она побоялась усугублять ситуацию.
На весенних каникулах после педсовета Елена Николаевна зашла в кабинет директора. Долго мялась, путалась, пока директрисе это не надоело:
– Да говори как есть, – она всем учителям говорила «ты», – не мямли!
Елена Николаевна рассказала всё, как ни исповеди. И про букет, и про конфеты. Так стыдно и мерзко ей никогда ещё не было. Директриса внимательно посмотрела на неё:
– Вижу, не врёшь. Ставь что есть, нечего на поводу у наглеца идти.
Елена Николаевна вздохнула с облегчением – надо было раньше спрашивать, а то сама себе такой армагеддончик устроила. Апрель прошёл в обычных хлопотах, в подготовке к ЕГЭ, репетициях Последнего звонка. Сразу после майских Елену Николаевну прямо с урока вызвали в кабинет директора. Это не обещало ничего хорошего. Она стояла в «предбаннике», теребя шнурок от платья, и пыталась хоть что-то узнать у секретарши, та неопределённо пожала плечами:
– Вроде «телега» на вас из прокуратуры, наша с утра рвёт и мечет. Но я вам ничего не говорила…
Елену Николаевну словно парализовало, она вцепилась в спинку стула, глубоко вдохнула, спазм мешал выдохнуть. Мозг напряжённо заработал, она вспоминала все конфликты, свои просчёты, перебирала имена детей. Ничего такого, чтобы ей заинтересовалась прокуратура! Это ошибка!
– В кабинет зашла на ватных ногах, голова в пол.
Директриса не торопилась, молчала, видела, что Елене Николаевне было плохо, что та напугана и не владеет собой. Курица безмозглая! Что ж, в этой ситуации чем хуже, тем лучше.
– А ты мне соврала, когда на Белоносова жаловалась. Я и не знала, что ты такая артистка!
– Я! артистка? Какая? Почему?
Директриса помахала листком бумаги:
– Намеренно занижаешь оценки, вымогаешь деньги, обещаешь за это отличные аттестаты. Он тебе, между прочим, не с конфетами пакет приволок. А то как правдиво всё преподнесла! Прям пострадала от наглеца! А теперь меня в прокуратуру вызывают. Поняла?
– Там не было никакого конверта, я бы его заметила.
– А этого, милая моя, теперь никто не знает! Иди да смотри – никому! Я попробую сама решить вопрос. Если нет – готовься сама с органами беседовать. Иди работай!
Елена Николаевна не помнила, как дошла до кабинета. Ей представилось, что на её месте уже сидит следователь. Кошмарнее недели она в своей жизни не помнила. Никому об инциденте не рассказывала – боялась и директрисы, и сплетен. Что делать? Выход напрашивался сам собой – увольнение! Елена Николаевна даже как-то села за стол, положила