а я тебе нет. Поэтому я-то тебя помню. И век не забуду. А сейчас я, боярин, могу долг вернуть, и мешать мне не надо.
Бельский почесал в бороде, встал, прошел к окну. Опрокинул в себя остатки кваса, стукнул кружку о подоконник.
– Давай представим, что верю я тебе. Ты, сотник, не обижайся, я не из доверчивых, потому и жив до сих пор. Правдиво брешешь. Ладно. Но кто тебе напел, что Иоанн действительно не ублюдок жены великого князя Василия? Ну? Я, может, и спас тебе жизнь, но я не святой. Что, если я дул в свою дуду, плел пересуды, наушничал, пригрел ненастоящего наследника, а Шуйский-правдолюбец окорот мне дал? И вот мы здесь, а ты хочешь встать на нашу неправедную сторону?
Волк глянул на Бельского устало, как матушка, бывает, глядит на исшалившееся дитя.
– А я, Иван Федорович, не малейшего понятия и не имею о том, настоящий наследник Князь Великий Иоанн или нет. То мне без интереса. Присягал я именно ему. Мать его хоть с конюхом греши, но если я присягнул сыну конюха – то это все равно будет слово, а оно у служивого должно быть нерушимым. Тебе ли не знать, боярин. А еще вот что. Никто тут не верит, что Иван не настоящий наш князь. Я всех стрельцов спросил, чтобы ведать, какие у подчиненных настроения. А игумен Алексий, с которым у нас намедни замечательные, надо сказать, посиделки были, то же самое сказывает и о монахах. Ну и третью причину, Иван Федорович, мы уж обсудили. Когда я тебе жизнь спасу, мне коротать век будет веселее. Долг красен платежом.
Бельский улыбнулся:
– Ну хорошо, будь по-твоему. Я бы еще походил по округе, поспрашивал, может, у кого-то предложения получше. Но, подозреваю, только зря ноги натружу, верно разумею?
– Воистину так, Иван Федорович. Слава Богу, что не пришлось тебя связывать, дабы помочь насильно. Вот крест, уж думал, что так и придется делать! – рассмеялся сотник. – Не беспокойся, боярин, я тут хозяин и могу на первых порах поручиться за успех. Конечно, до тех пор, пока я здесь хозяин…
– Все понятно. Твой отряд на нашей стороне, игумен тоже, монахи нам – будто архангелы, осталось обрадовать великого князя. Только поверь, Волк, я наследника знаю. Его, ха-ха, убедить будет посложнее меня. Не то, чтобы он глупый, но зато упрямый, ой, упрямый!
– А пойдем, боярин, в покои к настоятелю. Игумен уж знает, кого послать к Ивану, коли мы договоримся. Есть у него инок Филипп, так рассказывают, что тот некогда звался Федором и пестовал Ивана с малолетства. А потом неизвестными путями всплыл прямо тут, на Соловках.
Бельский вытаращил глаза, грохнулся на лавку, развел руками и закачал буйной головушкой:
– Матерь Божья, Святой Егорий и все апостолы! Есть в этом монастыре вообще люди, которых я не знал раньше? О, Колычев! О, щучий сын!
***
Желание броситься этому человеку на шею и зарыдать было внезапным и достаточно сильным, чтобы Иоанн сделал шаг вперед – прежде чем усилием воли осадил себя.
– Почему за окном так светло?