видно. Может, ещё одна свора? Чёрные струганые доски допотопных посудин пришиты внахлёст к округлым бортам просмолённой бечевой. На обшивке одного из стругов нарисован индийский мальчик со школьной папкой под мышкой, смотрящий вперёд в волны.
А вот и хозяева: две цепочки индусов держатся за концы гигантской сети и слаженно, по команде, перехватывая руки, тянут её из пучины: – Опп! Опп! Опп! Опп! – Разномастные чалмы и цветные полотенца на бёдрах покачиваются в такт их монотонным выкрикам. Метрах в пятистах от берега на краю огромного невода виднеется ещё одна промысловая лодья.
Сколько же тут рыбаков на одну снасть? По десять на каждом канате, трое в лодье, и ещё один – вон плавает, буйки поправляет. Двадцать четыре человека.
Прохожу мимо, приподнимаю в приветствии шляпу: – Здравствуйте!
Двое крайних в цепи, укладывающие вытащенные канаты, отзываются кивками. Другие артельщики, занятые делом, продолжают работу: – Опп! Опп! Опп!
Полусонный вилорогий буйвол разлёгся посреди заливчика и лениво наблюдает, как спорится работа. Маленькая птичка что-то выклёвывает на его раздутом боку. А дальше по берегу опять чернеют в дымке такие же чёлны.
А не полежать ли и мне?
Снимаю вещмешок, кладу у камня.
Какой странный камень, будто в узорах. Ба! Да это же панцирь морской черепахи! Вот она, мечта детства из телефильма. Откапываю вросшую в лёсс невероятную находку, примеряю её к груди. Роговой доспех закрывает всё туловище и воняет тухлой воблой. Ничего, отчистим. Несу диковинку к воде. Драю черепаховые останки песком, ополаскивая то и дело руки от смердящей мякоти.
У океана лежит черепаха —
У-у-у!
У черепахи костяная рубаха —
У-у-у!
Если отмыть черепаху,
Тайно свезти в Петроград,
То костяная рубаха
Будет в доме как экспонат.
Сбылась мечта запоздалая. Возвращаюсь с мешками полными добычи.
Нас ведёт «Большая Жемчужина»,
Домой мы вернёмся с ужином.
Две цепочки тощих индусов, тех самых, что тянули из пучины невод, теперь так же слаженно волокут на берег свою громоздкую лодью: – Опп! Опп! Опп! – Разномастные чалмы и цветные полотенца на худых бёдрах снова покачиваются в такт их монотонным выкрикам. Двое упитанных белых в пробковых шлемах пристроились с кормы и тоже пыжатся, – Взя-ли! Взя-ли!
Русские! Кто же ещё впряжётся помогать всем трудящимся харламам?! Кому ещё такое придёт в голову? Немцу? Американцу?
Круглая бадья с метр в поперечнике наполнена по колено мелкой рыбёшкой, такой же, что и в ведре берегового босяка, промышлявшего в одиночку у пёстрого валуна.
Интересно, сколько же тут рыбы придётся на брата?
Улов имеет объём
3,14 · 12 · 0,4 (высота до колена): 4 = 0,314 м3 = 314 л ≈ 31 ведро.
Значит, на одного харлама приходится по
31: 24 ≈ 1,3 ведра рыбы.
Не густо. И это несмотря на циклопическую сеть, прахозаветную лодью и перетягивание канатов. Мой весёлый единоличник у камня