с седеющими висками, а остался семилетний мальчишка со сбитыми коленками, худой и тонкий, как тростинка.
– Узнала, узнала… псина ты моя…
Вдруг вспыхнул свет – это зажглась над крыльцом лампочка, скрипнула дверь и раздался сердитый мужской голос:
– Кто там?!
Олег почувствовал, как гулко забухало в груди сердце, а ладони стали влажными: на пороге стоял покойный отец в синей майке и семейных трусах. То есть, не покойный, а совершенно живой и молодой, не старше самого Олега. В ярком свете было хорошо видно его лицо, сердитое и тревожное.
– Папа?
– Коля, кто это? – показалась из-за его плеча испуганная молодая женщина с небрежно заплетёнными в косу волосами, в которой Олег сразу же признал мать. И даже узнал красный в белый горошек халат, наброшенный поверх сорочки, был у неё такой когда-то…
– Нина, зайди в дом! Сам разберусь. – И Олегу: – Кто ты такой и что тебе здесь надо?
Слишком большим потрясением было увидеть живого отца, он перестал соображать здраво, жалко улыбнулся и пробормотал:
– Папа… это я, Олег.
– Слушай сюда, Олег… или как тебя там… Я сейчас зайду в дом за дробовиком, и тебе не поздоровиться, когда вернусь. Уходи по-хорошему, – сурово предупредил отец и, чуть помедлив, скрылся в дверном проёме.
Надо было уходить, он слов на ветер не бросал, его папка. Олег обнял Найду и поцеловал в мокрый нос.
– Я ещё приду, Найдочка.
Озарённый внезапной идеей, он вытащил из брючного кармана телефон, настроил камеру и сфотографировал собаку. И поспешил ретироваться, а то, чего доброго, получит от родного батьки заряд дроби в зад.
Катя топталась возле ворот, испуганно прислушиваясь к звукам за калиткой.
– Что случилось? Кто там был?
– Потом объясню, едем отсюда!
Олег оглянулся на дом и увидел то, на что сразу не обратил внимания: с фасада исчез голубой сайдинг, самолично монтированный им несколько лет назад; стены были оштукатурены и побелены, на окнах – ставни. В темноте не было видно их цвета, да это и не требовалось: он прекрасно помнил, что они синие с белым узором.
– Почему – едем? Где Нина Петровна? Она тебя не пустила? – удивилась Катя, но тем не менее послушно села в машину.
– Сейчас я всё выясню, – бормотал Олег, включая зажигание, – сейчас…
Он погнал машину в центр тихого ночного города, с редкими проезжающими мимо жигулёнками и «москвичами», с магазинами без пышных названий, без сияющих огнями реклам, с разбегающимися трамвайными рельсами, которые окончательно демонтируют в две тысячи первом году, как «небезопасные для эксплуатации состояния инфраструктуры».
– Что происходит? Почему здесь всё так странно? – шёпотом, боясь разбудить спящего сына, спросила Катя.
– Сейчас… погоди.
Киоски и магазины были закрыты, улицы пусты и безлюдны, если не считать неспешно прогуливающихся трёх парней, внимательно поглядывающих