пятна крови образовывали причудливые формы. Он положил эту ткань на стол, взял в шкафу новый кусок белой ткани, облачился в неё и надел новые сандалии. Захватив с собой грязную ткань, отправился обратно в столовую. Проходя мимо медицинского отсека по световой дорожке, обратил внимание на грязные пятна крови на полу коридора прямо у дверного проёма – там были нечеткие размазанные следы его ног. Эти следы вновь напомнили ему, как он бился в дверь, хотя в его памяти эти события были несколько туманны и неотчётливы.
Издали дверной проём в столовую сильно бросался в глаза – на фоне белого коридора было черное пятно, которым оканчивался белый свет указательной дорожки. Саф приостановился, отметив необычность этого пейзажа. Также его заинтересовало необычное освещение видимых через проём из коридора рядов столов и скамеек, уходящих во мрак помещения столовой, когда он подошел достаточно близко. Он медленно подходил к проёму, не отрывая взгляда от столов и скамеек, и внимательно смотрел на их тусклые силуэты в свете коридорного освещения.
Поравнявшись со входом в столовую, в ней включился свет и всё стало привычным для его взора. Он вошел, убедился, что дверь с его изображением на месте и расстелил на соседнем столе кусок ткани, испачканный кровью. Пятна на ткани были различные, крупные, мелкие и еле видные, но вместе они составляли сильно заинтересовавшее его изображение. Всматриваясь в эти бесформенные пятна, он видел то горы, то реку, то облака, то звёзды. Он переводил свой взгляд то на дверь, с его портретом, то на ткань. Вставал и ходил кругами вокруг ткани, находя с разного ракурса разные знакомые ему образы в этом пятне. Он придвинул ткань к искорёженной двери и уже видел себя среди бушующего моря или рядом с водопадом.
Действие.
Саф рассматривал дверь и ткань очень долго, меняя их местами, расстилая на полу, отходя в конец зала, и размышляя над всем произошедшим. При этом он был спокоен, но сосредоточенно внимателен. Постепенно он начал испытывать доселе никогда не испытываемое им чувство эстетического удовольствия от увиденного, и это ему понравилось. Это чувство отдаленно напоминало ему чувство гордости за страну, но было иным, особенным, только его собственным, и не зависело от навязанного ему общественного мнения.
Он осознавал, что раньше подобные чувства он не смог бы испытать, потому что просто не смог бы попасть в аналогичную историю – единое информационное пространство отвело бы его от подобного и направило бы на «правильный путь». Он испуганно вдруг понял, что именно общепринятая точка зрения влияли на его прежние чувства, поступки, суждения, что он был лишь словно окно в столовой этого корабля, готовое по первому указанию выдать ему еду, он был просто исполнительным устройством. Но для кого или для чего он прежде жил, исполняя беспрекословно все приказы?
От этой мысли у него похолодела спина, а внутри как будто что-то упало. Он непроизвольно сделал столь глубокий выдох, что в глазах потемнело, затем он сделал такой же глубокий вздох до