тем же составом в его каюте. Переборка в каюте третьего помощника и капитана была общая. Говорил в этот вечер в основном Владимир, и речи его были полны обид на капитана. Иногда он не выбирал слова, но в какой-то момент он похвалил капитана. В этот же самый момент я случайно посмотрел на входную дверь и обомлел. В дверях стоял наш капитан. Я лишь успел толкнуть стул, на котором восседал Владимир. В наступившей тишине прозвучал зычный голос капитана:
– По какому поводу сборище?
Владимир тихо промямлил:
– Да, вот… День рождения у меня.
Дверь так же неожиданно закрылась, но через минуту капитан зашел с бутылкой вина и молвил:
– Отдыхайте, отдыхайте, товарищи офицеры.
Вскоре Владимира потянуло на песни, а вот утром, когда третий помощник заступил на вахту и встретился с капитаном на мостике, последовал неожиданный вопрос:
– А что за шум у Вас был вчера в каюте?
Владимир несколько замялся, а потом искренне сказал:
– Пел я, Всеволод Владимирович.
– Какой ужас, так Вы еще и поете, – сказал капитан и удалился с мостика. Несмотря на погодные условия, югославы довольно быстро выгрузили наше судно, а под конец загрузили порожние железнодорожные контейнеры советского образца, закрепив их на верхней палубе. Адриатику мы проскочили быстро при сравнительно благоприятной погоде, а вот когда вышли в Ионическое море и направились к Греческому архипелагу, море просто сказилось. Ночью в районе Матапана меня выбросило из койки на палубу. Долго приходить в себя не пришлось. Телефонный звонок быстро вернул в реальность.
– Хватит дрыхнуть, немедленно на мостик! – взревел капитан.
– Ясно. Есть.
Произнес я это как можно уверенней, хотя только два часа назад сдал вахту. На мостике были все судоводители, и понеслось:
– Четвертому – мигом в гиропост. Третий – на прокладке. Второй и старпом с боцманом и плотником – по трюмам. Стармеху – в машину. Будем ходить безопасными галсами, пока не войдем в Эгейское море и не спрячемся за островами.
В дополнение ко всему волны порвали крепежные тросы, и контейнеры отправились в свободное плавание по палубе, создавая жуткую какофонию металлических звуков. Когда в предновогодние дни, уже в Одессе, мы открыли трюмы, то перед очами предстала печальная картина. Весь груз перемешался: орешки с чаем и лавровым листьями. Контейнеры выгружали на баржу плавкраном. Зима была уже в разгаре. Матрос-практикант, как сейчас помню, Славик Решетников, при отстроповке поскользнулся, упал на баржу и сломал позвоночник. С трудом мы перенесли его на причал, а затем погрузили в скорую помощь. На следующий день я сдал дела вернувшемуся из отпуска четвертому помощнику. Радости на его лице я опять не заметил. Перед уходом с судна я зашел к капитану попрощаться. После моего доклада о передаче дел он сообщил, что характеристику и представление на третьего помощника он направит в отдел кадров.