мгновение, потом он снова спрятался за своей беззаботной красотой. Но она никак не могла забыть этот печальный взгляд.
– Не будь такой дурищей, – произнесла вслух Анна, обращаясь к самой себе.
Она ничуть не лучше той шлюхи в дешевом платье, что рыдала на улице из-за Роба. У нее нет времени на глупости и сантименты, особенно по поводу распутника, который над ними только посмеется. Он их не заслуживает. Актеры хороши в любви только на сцене, в реальной жизни они в ней ужасны.
Она тщательно счистила с веленевой бумаги чернильные пятна и постаралась вернуться к колонкам чисел. Шиллинги и фунты – именно о них она должна сейчас думать, именно их постигать.
Внезапно парадная дверь у нее за спиной распахнулась, и в дом ввалился Том Олвик, ее отец. В открытом проеме она увидела вдалеке «Белую цаплю», театр по другую сторону сада казался в надвигающихся сумерках пустынным и темным. Все веселье давно закончилось, зрители разошлись – кто через реку по домам, а кто по близлежащим тавернам и борделям в поисках сомнительных развлечений.
Похоже, ее отец относился к последним. Красно-кирпичный шерстяной дублет криво застегнут, шляпа на седых растрепанных волосах сильно скособочилась. Даже со своего места она чувствовала, как от него разит дешевым вином.
Анна аккуратно отложила перо и закрыла бухгалтерскую книгу. Драгоценный час тишины закончился. Сегодня ей даже не почитать стихов; начиналась привычная вечерняя рутина. Но отец, будучи пьяным, хотя бы не впадал в ярость, в отличие от ее покойного супруга. Том садился у огня и потчевал ее всякими безумными историями до тех пор, пока не начинал храпеть. Порой звал во сне ее мать – та умерла, когда Анне было три года, но он никогда ее не забывал.
А Чарльз Баррет, покойный муж Анны, имел обыкновение отвешивать ей пощечины и бить тарелки, а затем настаивать на брачных правах. Так что, да, она предпочитала жить со своим отцом. Очень даже предпочитала.
– Анна, дочь моя дорогая! – закричал Том, спотыкаясь о высокий порог гостиной. Он резко взмахнул рукой, чтобы восстановить равновесие, и чуть не сорвал со стены дорогой гобелен.
Анна подскочила к нему и ухватила за плечи, не позволяя разнести обстановку. Она слишком хорошо знала, откуда берется каждый фартинг, что они платят за свои домашние удобства. Отец привалился к ней, и она подвела его к креслу у очага.
– Опять работаешь? – спросил он, тяжело опускаясь на вышитые подушки.
Анна отодвинула корзину для шитья и осторожно подняла его ноги на табурет.
– Я просматривала выручку за сегодняшнее представление. Сборы немного упали, хотя лорд Эдвард Хартли был в своей ложе и смотрел пьесу.
– «Сомнения служанки» уже свое отыграли, – сказал Том. – Уверен, когда мы начнем новую пьесу Роба, у нас будет богатый улов.
– Если начнем, – пробормотала Анна, стаскивая с отца сапоги, мокрые и грязные от шатаний по улицам Соутворка, и поставила их сушиться у огня.
– Что ты имеешь в виду, моя дорогая? Роб никогда не запаздывает с пьесами! И они всегда дают