раз у меня в кабинете полуголая восемнадцатилетняя красотка лежит под капельницей и плачет. И это не БДСМ-сессия.
Где я свернул не туда?
Правда мой член считает, что никакой разницы нет. И под мокрыми спортивными штанами это отлично видно.
2.
Вот и поговорили. Как взрослые люди.
Тысячу раз я проклял свое обещание Виталику «присмотреть» за этой вождихой краснокожих. Миллион раз.
Но ни у меня, ни у него не было выбора. Он-то знал, что если эту шлюху оставить жить одну, просто подкидывая ей денег, она натворит подобной вот хуйни в первую же неделю, бросит институт, сопьется и пойдет по рукам. Теперь и я это вижу.
И он знал, что если заставить меня покляться памятью Алины, я наизнанку вывернусь, но клятву выполню.
Несмотря на то, что Лиза, уже понятно, просто бомба замедленного действия. Только вопрос времени, когда у меня сорвет тормоза и уже ничего не остановит. Я ненавижу эту мелкую дрянь всем сердцем.
И хочу ее всеми яйцами.
Мозг не задет.
Ни в том, ни в другом случае.
Если бы не самоконтроль, я бы уже вытрахал ее наглый грязный рот, заебал до смерти и разорвал голыми руками.
К сожалению, убить мне ее не позволяет уголовный кодекс, а выебать – принципы.
Поэтому остается только беситься и воспитывать.
И что-то придумать, чтобы загнать ее хоть в какие-нибудь рамки.
Впрочем, себя бы тоже неплохо. Потому что она лежит на кресле, все время порываясь свернуться калачиком, но это не кровать, фокус не пройдет. Лежит и стонет, хнычет и хлюпает носом. Если бы я был нормальным мужиком, такое поведение включило бы во мне хреновы отцовские инстинкты, я бы захотел ее защитить и все такое. Но у меня специфические вкусы, специфический опыт и жизнь у меня тоже специфическая. Поэтому юная дева в беде с размазанной под глазами тушью и в слезах вызывает не желание укутать одеяльцем и принести какао с маршмеллоу, а животную потребность вогнать в нее член и заставить заливаться слезами уже от этого.
Сижу напротив, за своим столом, убрав руки в карманы и уже минут пять поглаживаю через ткань вздыбленный член. Нихера не помогает, сейчас просто взорвусь.
– Дядь… – ее голос спотыкается, словно тяжело произнести эту очевидную ложь. Какой я ей дядя. – Андрей… пить. Пить хочу.
Я вздыхаю и наливаю воду из кулера в одноразовый стаканчик и подаю ей, стараясь не смотреть на то, как вывернуто ее тело, как оно изгибается на стоматологическом кресле, хотя фантазия услужливо подбрасывает множество вариантов того, как можно ее еще тут разместить. Встаю за ее головой, прижимая восставший член краем кресла.
Не могу отойти, не могу остановиться. Трусь как какой-то извращенец.
Когда она слишком сильно сжимает стаканчик и проливает на себя воду, вздрагивая от холодных капель на груди, я втягиваю воздух сквозь сжатые зубы.
Ядовитая змея ползет внутри головы и шепчет, что Лиза мне не родня, я даже не официальный опекун, деться ей некуда, что такого, если…
После «если» я не слушаю, лишь сильнее стискивая зубы, так что начинает