лицо его порозовело.
– Я сыт.
Он решил, что я предлагаю ему из жалости, поэтому и отказался.
– Да ты только взгляни, сколько там всего, – сказал я. – И все испортится. Так что окажи мне любезность.
Когда мы проходили по коридору, я заметил, что дверь Эрны Бениг приоткрыта на узенькую щелочку. За ней слышалось затаенное дыхание. «Ага», – подумал я и тут же услышал, как мягко щелкнул замок на двери Хассе и их дверь также приоткрылась на один сантиметр. Похоже, весь пансион подстерегает мою кузину.
Яркий свет люстры падал на парчовые кресла фрау Залевски. Сияла роскошью лампа Хассе, светился ананас, теснились куски ливерной колбасы высшего сорта, нежной, как осетр, ветчины, тут же была бутылка шерри-бренди…
Едва мы с онемевшим от изумления Георгом налегли на еду, как в дверь постучали. Я уже знал, что сейчас последует.
– Внимание, Георгий, – прошептал я, а громко сказал: – Войдите!
Дверь отворилась, и вошла сгорающая от любопытства фрау Залевски. Впервые в жизни она самолично принесла мне почту, какой-то рекламный проспект, призывавший меня питаться исключительно сырой пищей. Разодета она была в пух и прах – настоящая дама добрых старых времен: кружевное платье, шаль с бахромой и брошь с портретом блаженной памяти Залевски в виде медальона. Заготовленная слащавая улыбка так и застыла на ее лице, она остолбенела, увидев перед собой смущенного Георга. Я разразился безжалостным смехом. Она быстро овладела собой.
– Так, стало быть, получил отставку, – ядовито заметила она.
– Вот именно, – согласился я, погруженный в разглядывание ее наряда. – Какое счастье, что визит не состоялся.
– А вам и смешно? Недаром я всегда говорила: там, где у других людей сердце, у вас – бутылка шнапса, – произнесла фрау Залевски, меряя меня взглядом прокурора.
– Хорошо сказано, – одобрил я ее речь. – Не окажете ли нам честь, сударыня?
Она поколебалась. Но потом одержало верх любопытство: вдруг удастся еще что-нибудь выведать? Я откупорил бутылку бренди.
Позже, когда все в доме стихло, я взял пальто и одеяло и пробрался по коридору на кухню. Я встал на колени перед столиком, на котором стоял телефонный аппарат, накрыл голову пальто и одеялом, снял трубку, подоткнув левой рукой конец пальто под аппарат. Так я мог быть уверен, что меня не подслушают. У пансиона Залевски были на редкость длинные и любопытные уши. Мне повезло. Патриция Хольман была дома.
– Давно ли вы вернулись с ваших таинственных переговоров? – спросил я.
– Почти час назад.
– Ах, если б я знал…
Она засмеялась.
– Нет-нет, это ничего бы не изменило, я сразу легла, у меня опять немного поднялась температура. Хорошо, что я рано вернулась.
– Температура? Сколько же?
– Ах, пустяки. Расскажите лучше, что вы еще делали сегодня вечером.
– Беседовал с хозяйкой о международном положении. А вы? Переговорили успешно?
– Надеюсь, что успешно.
Под моим покровом возникла