перед лицом административного совета, представляющего старейшие богатые семейства Севильи, весьма мало расположенные к молодым и честолюбивым адвокатам-чужакам. Гавира ощутил в левом запястье, под золотым браслетом «Ролекса», пять лишних ударов в минуту.
– А что слышно насчет этого священника? – Взгляд старика снова переместился на Гавиру; под личиной безразличия мелькнула еле заметная искорка интереса. – Говорят, архиепископ до сих пор не слишком уверен в том, что он захочет сотрудничать.
– Похоже на то. – Гавира улыбнулся, чтобы рассеять недоверие шефа. – Но мы принимаем меры, чтобы решить эту проблему… – Он взглянул в сторону другого стола, за которым сидел Перехиль, и неуверенно замолчал, однако вовремя понял, что нужно добавить что-то, привести какой-нибудь аргумент. – В конце концов, это просто упрямый старик.
Это было его упущением и его ошибкой, и Гавира тут же мысленно раскаялся в своих последних словах. С явным удовольствием Мачука ринулся в атаку через брешь, открывшуюся в его обороне.
– Вот уж не похоже на тебя! – Он смотрел ему в глаза, как опытная змея, наслаждающаяся внушенным ею страхом. Гавира насчитал под браслетом «Ролекса» по крайней мере еще десять лишних ударов. – Я тоже старик, Пенчо. Но тебе известно лучше, чем кому бы то ни было: зубы у меня еще вполне крепкие, а уж кусаться я умею… Тебе опасно забывать об этом, верно? – Его веки хищной птицы снова сморщились. – Особенно сейчас, когда ты так близко от цели.
– Я и не забываю. – Трудно сглотнуть слюну так, чтобы собеседник этого не заметил, но Гавире удалось сделать это дважды. – Что касается этого священника, то между ним и вами не может быть никакого сравнения.
Банкир неодобрительно покачал головой:
– По-моему, ты в плохой форме, Пенчо. Ты – и вдруг заделался льстецом.
– Вы не знаете меня, дон Октавио.
– Не говори глупостей. Я отлично знаю тебя, и именно поэтому тебе удалось оказаться там, где ты сейчас находишься. А также и там, где ты окажешься со дня на день.
– Я всегда искренен с вами. Даже тогда, когда вам это не по вкусу.
– Ошибаешься. Я всегда ценю твою искренность, так же хорошо рассчитанную, как и все остальное. Как и твое честолюбие и твое терпение… – Банкир заглянул в свою чашку, словно в надежде обнаружить там еще какие-либо подробности о характере Гавиры. – А в том, что касается сравнений, возможно, ты и прав: возможно, у меня с этим священником и впрямь нет ничего общего – за исключением прожитых лет. Я не знаю этого, потому что не знаком с ним. Но я дам тебе хороший совет, Пенчо… Ты ведь ценишь мои советы?
– Вы же знаете, что да, дон Октавио.
– Я рад, потому что этот – один из самых лучших. Никогда не связывайся со стариком, цепляющимся за идею. Человек так редко доживает до старости с идеями, за которые стоит бороться, что те немногие, кому это удалось, готовы лечь за них костьми. – Он прервал сам себя, будто вспомнив о чем-то. – Кроме того, похоже, дело-то осложнилось, верно?.. Этот поп из Рима и все такое прочее.
Вздох