Алена изучила все имеющиеся в открытом, а потом и в закрытом доступе сведения о бардах. И то, что она узнала, напугало ее еще больше. Барды не жили долго. Точнее – жили они откровенно мало. Год-другой. Три года. Редко четыре или пять. Именно столько проходило с момента, как бард «открывался» и начинал «служить человечеству», и до его «ухода». В тех закрытых документах, до которых ей удалось добраться, почему-то писалось именно так – «уход», но она отлично понимала, что означает этот эвфемизм. В конце концов, похоронные сметы и компенсационные выплаты семьям бардов, шедшие в документах после этого слова, были вполне однозначны.
Тогда, впервые узнав об этом, как она была испугана… Ей хотелось немедленно рассказать всем, силком оттащить Арти от этой проклятой работы, заставить его отказаться… О, какую истерику она ему закатила…
А он… Он выслушал ее со спокойным, слегка виноватым лицом, погладил по голове, успокаивая, как в детстве, и, поцеловав в лоб, на руках отнес к кровати, а сам сел рядом, на кресло, взяв свою неразлучную гитару.
Тогда он не сказал ничего. Его силы только начинали проявляться, и разговаривать, даже с близкими, давно знакомыми и любимыми людьми, у Артура получалось очень плохо. Вместо него говорила гитара. Странная, тихая и какая-то проникающая в самую суть, самую душу мелодия родилась из-под пальцев начинающего барда, и плачущая, сжавшаяся под одеялом Аленка поняла.
«Иногда – надо, – шептала гитара. – Я буду с тобой, пока смогу, я продержусь долго! – заверяла она… – Все будет хорошо, ты спи… Не стоит волноваться». Ее тихий и ласковый голос, нежная мелодия… Все это успокаивало, убаюкивало, несло дрему и приятные сновидения… Сквозь сон она ощутила, как рука брата легко погладила ее по голове, затем он набросил на нее плед и вышел, тихо притворив за собой дверь. И лишь выходя, Арт тихо проговорил себе под нос, видимо уверенный, что она уже спит и не слышит, короткую фразу. Чуть искаженный девиз десанта: «Кто, кроме нас?» С тех пор его отлучки накрепко ассоциировались у нее с войной. Брат уходил на войну. И пока – возвращался. А все, что она могла – ждать и помогать ему держаться, защищая людей. И она старалась это делать.
С той поры прошло немало времени. Пять лет – срок большой. Особенно для барда. Вот только тень… Она лежала на нем все дольше и дольше, исчезая лишь ненадолго, когда он общался с теми, кто искренне любил и ценил его, – с ней, с ее мамой. И все. Да и с ними он общался все реже, появляясь лишь ненадолго, в коротких промежутках между все более и более частыми походами в Феерию, или, вот как сейчас, – вымотанным до донышка, нуждающимся в отдыхе и исцелении.
И потому надо было действовать! Собственно, опекающие Артура спецслужбы уже пытались предпринять что-то подобное, Аленке не раз доводилось слышать о их неуклюжих попытках из уст брата. Но у нее в этом плане было большое преимущество. Она знала его. Знала намного лучше, чем всякие глупые и ничего не понимающие фээсбэшные психологи и аналитики. Знала его особенности, вкусы, пристрастия