этой страной, хотя не такой безумный, как нынешний. И все же Генрих был достаточно туп, чтобы объесться миногами и умереть от этого.
– Я не глухой! – заявил больной. – Я слышу не хуже других, если люди говорят нормально, а не бормочут себе под нос. У меня болят суставы. Вот в чем проблема.
– Вы умираете. Вот в чем проблема, – возразил Пирс.
Сэндис схватил его за локоть и оттащил в сторону.
– Не говорите таких вещей в присутствии моего сына. Ему всего тридцать два года.
– У него тело восьмидесятилетнего. Наверное, прожигал жизнь, путаясь с актрисами?
Сэндис возмущенно фыркнул:
– Нет, конечно! Наша семья происходит от…
– Лунатиков? Потаскушек? Жуликов, мопсов, макрелей? Впрочем, макрели возвращают нас к теме разговора, а вы уже сказали, что он терпеть не может морепродукты. Но как насчет рыбок женского рода?
– Мой сын – служитель церкви! – возмутился Сэндис.
– Ну, тогда понятно, – протянул Пирс. – Людям свойственно лгать, но церковники превращают ложь в искусство. У него сифилис. Церковники сплошь и рядом страдают этим недугом, и чем набожнее, тем чаще. Мне следовало догадаться, как только я увидел молитвенник.
– Только не мой сын, – заявил Сэндис таким тоном, словно и вправду верил в это. – Он верный слуга Господа. И всегда им был.
– Как я сказал…
– Я серьезно.
– Хм. Ну, если…
– Ни одной, – покачал головой Сэндис. – Он никогда… не интересовался. Когда ему исполнилось шестнадцать, я отвел его в бордель, но он не заинтересовался ни одной из девиц. Просто продолжал молиться, попросив их присоединиться к нему, чего они не пожелали. Его можно смело причислить к лику святых.
– Что ж, его святость вот-вот станет вопросом для высших инстанций. И не в моих силах это изменить.
Сэндис схватил его за руку.
– Вы должны!
– Не могу.
– Но другие доктора давали ему лекарства и говорили…
– Все они болваны, не пожелавшие сказать вам правду.
Сэндис судорожно сглотнул.
– С ним все было в порядке, пока ему не исполнилось двадцать лет. Он был прекрасным, здоровым парнем и вдруг…
– Отвезите своего сына домой и дайте ему спокойно умереть. Ибо он умрет, независимо от того, пропишу я ему серные примочки или нет.
– Почему? – прошептал Сэндис.
– У него сифилис. Он глохнет, у него диарея, желтуха, воспаление глаз и суставов, носовое кровотечение. И он наверняка страдает головными болями.
– У него никогда не было женщины. Никогда. Клянусь. У него нет язв в интимных местах, иначе мы бы знали об этом.
– Для этого не обязательно быть с женщиной, – сказал Пирс.
– Как же он мог заразиться сифилисом без…
– Он мог быть с мужчиной.
Сэндис выглядел таким шокированным, что Пирс сжалился над ним.
– Или все дело в вас. Цветущие девицы, которых вы посещали в юности, могли заразить парня еще до его рождения.
– Я лечился ртутью, – запротестовал Сэндис.
– Бесполезно.