тот момент ему хотелось съездить самодовольному хирургу по холеной физиономии. Пусть у него безупречная репутация, зато в жилах, похоже, течет не кровь, а ледяная вода.
В его активе были пластические операции, сделанные нескольким знаменитостям штата, включая молодых актрис, у которых было денег не меньше, чем тщеславия, городских начальников, которые хотели обмануть природу и остановить естественный процесс старения, манекенщиц и телезвезд. Хотя в его квалификации сомневаться не приходилось, Тейту крайне не понравилась самоуверенность, с какой он отмел все опасения Кэрол.
– Я просто попробовал поставить себя на место Кэрол, – сказал он. – Мне кажется, что, учитывая все обстоятельства, она держится молодцом – даже лучше, чем я мог от нее ожидать.
– Ты сам себе противоречишь, Тейт, – заметил Нельсон. Он сидел рядом с Зи на диванчике в комнате для посетителей реанимационного отделения. – Ты только что сказал доктору Сойеру, что она расстроилась, когда услышала о предстоящей операции.
– Я понимаю, что это звучит нелогично. Я только хотел сказать, что она очень мужественно восприняла информацию о Мэнди и о самой катастрофе. Но стоило мне заговорить с ней о том, что ей будут делать пластическую операцию, как она расплакалась. Господи, – сказал он, проводя рукой по волосам, – вы себе представить не можете, какой у нее жалкий вид, когда она начинает плакать этим единственным глазом. Это как кадр из «Сумеречной зоны»[2].
– Ваша жена, мистер Ратледж, была красивой женщиной, – сказал врач. – Ее пугает, что у нее изуродовано лицо. Естественно, она страшится того, что на всю жизнь останется изувеченной. И я считаю своим долгом убедить ее, что ее лицо может быть восстановлено, а в чем-то даже усовершенствовано. – Сойер сделал паузу, чтобы обвести всех взглядом. – Я чувствую, что вы сами сомневаетесь в моих возможностях. Это совершенно недопустимо. Я жду от вас поддержки и неколебимой уверенности в успехе операции.
– Если бы я сомневался, вас бы сейчас здесь не было, – резко возразил Тейт. – У меня нет сомнения в вашей квалификации, вот только сострадания вам недостает.
– Я предпочитаю поберечь свое сострадание для больных. У меня нет времени и сил вешать лапшу на уши их близким, мистер Ратледж. Это удел политиков. Вроде вас.
Они смерили друг друга взглядами. Наконец Тейт улыбнулся, затем суховато рассмеялся:
– Я тоже никому не вешаю лапшу на уши, доктор Сойер. Вы нам нужны, и поэтому вы здесь. И вы – самый самодовольный сукин сын из всех, кого я знаю. Но, по всеобщему мнению, вы – лучший. Поэтому я намерен с вами сотрудничать, чтобы вернуть Кэрол нормальный облик.
– Вот и отлично, – ответил хирург, нисколько не затронутый оскорблением, – тогда пойдемте побеседуем с больной.
Войдя в палату, Тейт поспешил вперед, к постели Эйвери.
– Кэрол? Ты не спишь? – Она ответила, открыв глаз. Насколько он мог видеть, взгляд у нее был совершенно ясный. – Привет. Мама и отец тоже здесь. – Он посторонился,