ему компанию, хоть он и пытался от меня отделаться. Как всегда.
Наступил октябрь, но несмотря на изменения в температуре воздуха и уменьшение светового дня, осень порадовала нас чередой неожиданно теплых деньков. Достаточно теплых, чтобы покраска конюшни после школы не вызывала полного отвращения, особенно когда это значило, что я увижусь с Моисеем… хочет он того или нет. У нас сложились очень странные отношения. В одну минуту он кричал, чтобы я проваливала, а в следующую целовал так, будто никогда не хотел отпускать.
Сказать, что я была взвинчена и сбита с толку, это ничего не сказать. Когда я явилась к нему в потрепанных джинсах и майке, пережившей сотню стирок, и предложила свою помощь, он окинул меня взглядом и зачитал перечень всего, что мне можно и нельзя делать. Как по мне, он слегка перебарщивал, учитывая, что мы всего лишь красили амбар. Когда он закончил свой исчерпывающий список инструкций и параметров, я шумно вздохнула и взяла кисть. Моисей пару минут скептически наблюдал за моими действиями, а затем отобрал у меня кисть и начал накладывать еще один слой краски поверх моей.
Когда я возмутилась, он прервал меня:
– Моя работа – мои правила.
– Правила, значит? Скорее, законы.
– Да. Закон Моисея, – он усмехнулся.
– Мне казалось, что закон Моисея – это Десять заповедей.
– Вряд ли у меня наберется так много.
– Ну, мы находимся в штате Джорджия, и здесь другие законы. Так что, когда ты в Джорджии…
– И когда я в Джорджии? – тихо, едва различимо спросил он.
Я покраснела, услышав сексуальный подтекст в его словах. Но будучи не из тех, кто идет на попятную, я все равно бахвалилась:
– Ха! Мечтай.
Я было продолжила красить, но Моисей оттолкнул меня от банки с краской.
– Ты вертишься вокруг меня только потому, что любишь нарушать правила. И не думай, что я не знаю, что у твоих родителей есть четкие предписания, когда дело касается нас с тобой. Наше общение сводит их с ума. Особенно твою маму. Она боится меня.
Что ж, это правда… а он смышленый. Это определенно одна из причин, по которой меня влекло к нему. Но когда он погружался в себя и рисовал как одержимый, создавая невероятные шедевры, которые возникали откуда-то из глубины его янтарно-зеленых глаз, меня было от него не удержать. И я хотела, чтобы Моисей нарисовал меня. Хотела стоять перед ним, пока он покрывал меня красками, стать одним из его шедевров. Вписаться в его мир. Иронично, но впервые за всю жизнь мне не хотелось выделяться – если это значило, что я смогу заполнить его мысли и засесть у него в голове. Может, виной всему этому, что мне было семнадцать, или же первая любовь, ну или первая страсть. Или вообще жара. Но я хотела его так отчаянно, что это поглощало меня изнутри. Мне никогда еще ничего так не хотелось. И я даже представить не могла, чтобы мне когда-нибудь могло захотеться чего-то с такой же силой.
– Почему я нравлюсь тебе, Моисей? – вздохнула я, уперев руки в бока.