суточные… Старые песни о главном. На новый лад. Но не на сильно новый. Мотив узнаётся.
Разве что сыра с колбасой не везут, как раньше из Москвы. Хотя… Может, как раз их и везут? Санкционка же! Для личного, естественно, потребления. И тогда по-настоящему понятно, зачем мы в ПАСЕ возвращались! За пармезаном и прошутто! И вот это стоящий аргумент. Его хотя бы на зуб попробовать можно.
Стоит ли он такого позора за такие деньги, вопрос. Но тут уж пусть начальство решает. Оно всё равно решает так, как решает. По любым вопросам. Ну, пускай и тут со своими орлами само разбирается. Не наша стезя, ему советовать. Да и бесполезное это дело. Такое же бесполезное, как ПАСЕ.
Люди всё-таки смотрят телевизор. Причём те самые политические программы, презрение к которым так любят выражать публично. После чего реагируют. Пишут статьи, как журналист Ципко. Или обличительные письма, как польский посол, которого крайне задела дискуссия с Григорием Амнуэлем в эфире у Владимира Соловьёва.
Который, согласно классической методе советских времён, сообщил каналу «Россия», что там говорить положено, а что не положено. И выразил возмущение тем, что, как ему показалось, там было сказано на тему Катыни и отношения к ней автора настоящего телеграм-канала.
Не то чтобы это очень волновало: польский посол не является куратором, прокуратором, цензором или какой бы то ни было официальной фигурой российской государственной вертикали, уполномоченной карать, миловать и что бы то ни было разрешать или запрещать. Как, впрочем, и в Польше.
Автор же частное лицо, он не планирует вести с Польшей какие-либо дела или ездить в Польшу, которой он симпатизирует как стране, ни в коей мере не предъявляя её народу претензии за всю ту мерзость, которая последнее время исходит от её руководства в отношении России и, что для него, как для еврея, важно, Израиля.
Он не считает всех поляков виновными в антисемитизме, гибели евреев на территории Польши в войну и ксенофобии, в результате которой от довоенной трети населения, которую в Польше составляли меньшинства, далеко не только евреи, после войны осталось мизерное число людей, живущих в условиях крайней недоброжелательности и притеснений.
Автор помнит о польских Праведниках мира, спасавших евреев, и о тех, кто был за это казнён нацистами. Но помнит и о тех узниках гетто и концлагерей, да и просто евреях, которых выдали нацистам или убили поляки. Иногда до прихода немцев, как в Едвабне. Или после того, как немцы ушли, как в Кельце и других местах. Число которых минимум на порядок больше спасённых.
Автор не считает расстрел польских военных в Катыни чем-то достойным и полагает это таким же преступлением, как уничтожение в Польше военнопленных после провала похода Тухачевского на Варшаву. Но он категорически против той агрессивной политики относительно СССР и России, которую ведут нынешнее польское руководство и его многочисленные адвокаты на российском телевидении.
На передаче, которая столь возбудила журналиста