к тебе пришли, – сказала она, тревожно оглядываясь через плечо, и шепотом добавила: – Из милиции…
В ее глазах была смесь страха, упрека и недоумения, и все это было невыносимо. Пенсу хотелось закричать.
– Из милиции? – переспросил он, пытаясь понять, что им от него нужно.
Она кивнула.
На пороге, за ее спиной, возникла квадратная фигура милиционера.
– Зинченко Сергей Николаевич? – поинтересовался он, оглядывая Пенса с ног до головы таким взглядом, что Пенсу, несмотря на жару, стало холодно.
– Да, – пересохшими от волнения губами пробормотал Пенс.
– Что вы делали сегодня перед зданием радиостанции? – спросил мент, продолжая сверлить Пенса своим взглядом.
Черт возьми… Откуда он узнал?
– Ничего… То есть, я оказался там случайно. Хотел посмотреть на Тарантула.
– И так посмотрели, что Тарантул теперь в реанимации? – усмехнулся милиционер.
У Пенса все внутри оборвалось.
– И есть подозрение, что вам его смерть была ох как нужна. По крайней мере, вы в числе подозреваемых.
Пенс почувствовал, как вокруг него мир начинает вертеться в дьявольской пляске и остановить этот безумный танец он никогда уже не сможет.
– Только этого мне и не хватало, – пробормотал он и поморщился. Ситуация была до отвращения смешной. Нет, это же надо – мало было печали, так «Ангелы Ада» еще накачали?
Почему-то Пенсу стало все равно. Хуже того – на него напал приступ хохота. Он стоял, смотрел на ошалевшего милиционера – и смеялся. Так смеялся, что ему самому было страшно.
Глава 5
Вернувшийся Ларчик своим видом напомнил мне охотничью собаку, взявшую след.
– Ну? – встретила я его нетерпеливым вопросом. – Что удалось узнать о нашей жертве?
– Нашей? – удивленно переспросил Ларчик. – Почему – нашей?
– Раз мы взяли на себя Тарантула, то в некотором роде он становится нашим, разве нет?
– Ах, вот ты о чем… А я думал, что ты имеешь отношение к этому зверскому нападению.
– Не имею, увы, – развела я руками. – Хотя, если честно, зверством я его не считаю. Так что он за личность, помимо того, что возбуждает к себе этакую неприязнь не только у меня?
– Ладно, – решился Ларчик. – Кретов Александр Иванович, тысяча девятьсот пятьдесят шестого года рождения.
– О боже. Какой-то престарелый и замшелый тип, – вздохнула я. – А я-то никак не могла взять в толк, почему при его виде у меня не возникает ничего, кроме жалости и иронии. Чего мы тогда расследуем? Все равно ему уже столько лет, что хочется плакать от неожиданной встречи с вечностью!
– Саша, – назидательно молвил Ларчик. – Я иногда начинаю подозревать тебя в полнейшей несерьезности.
– Чего подозревать? – обнаглела я. – Я когда-нибудь вела себя серьезно?
– Нет, но я-то считал, что раз ты у нас спец по старофранцузскому…
– Ох…
Я рассмеялась.
– Ларчик, неужели ты и вправду считаешь, что нормальный человек станет этим