пошли рядом, составив ещё одну людскую стайку спешащих на Торжество.
– А де другие чувихи? – модничая, спросил Гришуня, имея в виду, очевидно, Юльку с Оксаной.
– А я знаю? – неласково обошлась девушка.
Возле церкви, под сенью тополевой аллеи, дурманящей ароматом прели и потоками солнечной пестроты, Гришуня приобнял спутницу за плечи. Нина сомлела, но виду не подала и руку решительно не отвела.
– Хочешь мороженое? – напрямик спросил парень строптивую диву. – В стаканчиках или на разновес?
– Хочу, – также прямо ответила дива, слегка помедлив в речах. – Ты что ли угостишь?
– А хотя бы и я.
И они – парочкой – молча устремились к мороженице, встали в длинную очередь.
А город гудел бубном долгожданного всенародного Торжества, как разгорячённый духовой оркестр! Барабанный гул, радостные людские вскрики и бравурные обрывки патриотических гимнов взметались ввысь! Красные флаги гордо трепетали на древках вкупе с полотнищами на здании Горсовета. Воздушные шары, наполненные углекислым газом людских выдохов, волочились по асфальту и громко – на потеху – лопались. И явилось Торжество единым живым организмом, развязно требующим зрелищ и хлеба, хлеба и зрелищ, будто бы без этого разнузданного чревоугодия не трепетно реяли красные стяги и не бравурно гремели гимны.
Толпы шатающихся горожан, как ртутные лужицы, перетекали по площади, сливаясь в хохочущие группировки старых знакомых и друзей, сообща глазеющих на массовые зрелища. И вновь растекались в поисках невиданного и необычайного. Привлечённые гамом птицы эпидемически заражались людским азартом и возбуждённо обсуждали всеобщее сумасшествие.
Самая большая группа горожан толпилась у стола, в толпе, разыгрывающей беспроигрышную лотерею. Иногда здесь взрывались восторженным хохотом, выиграв погремушку, безделушку либо портрет партийного вождя в деревянной рамке.
– Пошли ко мне в общагу? – ласково пригласил Гришуня чувиху, аппетитно поедающую мороженое. Она аккуратно вылизывала серую стенку стаканчика и не спешила с ответом. – У нас никого нет. А на вахте Егорыч сидит, он с утра квасанул бражки…
– Не-е… – подумав, отказалась девушка. – Я беременная.
Гришуня стыдливо оглядел её аккуратненький животик, прикрытый пёстреньким сатиновым сарафанчиком, и, не обнаружив нужной приметы, недоверчиво улыбнулся.
– Ну и чо… беременная. А мне какая разница?
– Ты что, чувак, за дуру меня принимаешь? Сказано – беременная, значит, не могу я по общагам шариться.
– Да ладно… А ты чо – замужем? Или понтуешь?
– Не твоё дело. А хоть бы и замужем.
– Да ради бога! А де муж?
Нина аккуратно смяла стаканчик от мороженного, отбросила его к забору и независимо побрела сквозь толпу. Гришуня неотступно следовал в фарватере.
– Нинель,