для формирования некой единой позиции: в своих целях либерализм в условиях тоталитарного государства также высказывается за свободу совести и вероисповедания, что, естественно, не отрицает и Церковь. Но в рамках «демократического» государства сторонники светского образа жизни идут куда дальше, рассматривая ординарную миссионерскую деятельность Церкви уже в качестве угрозы «правам человека». Такими же качествами они наделяют и национальную идею, и имперскую, которые плоть от плоти Православия. И если для представителей этого мировоззрения борьба с сильной верховной властью является по крайней мере последовательной, то негативная реакция православных кругов на государство выглядит полным диссонансом на фоне истории православной государственности и традиционных социальных обязанностей христианина.
Только, по-видимому, забвением нашего христианского долга перед обществом объясняются тезисы, периодически вбрасываемые в православную печать: «Церковь может жить и вне государства, и без государства», «Русское государство умерло, осталась одна Церковь», «Гонения на Церковь только укрепляют ее, без гонений она покрывается трещинами ересей» и т. п.
Абсурдность – да простится нам столь резкий термин – этих суждений столько очевидна, что удивление вызывает даже не сам факт их наличия, а молчаливое принятие их широкой православной публикой, распространение в той или иной интерпретации в нашей среде, фактическое поощрение политического кликушества. И если в начале прошлого века некоторые авторы, в том числе и клирики, не смущаясь, высказывали тезис об органической несовместимости (!) Православия и Самодержавия, то их потомки из XXI в. готовы сам патриотизм признать ересью. Так сказать, прогресс налицо.
Между тем задумаемся: как земная Церковь может существовать вне общества, т. е. вне и без государства? Разумеется, только в том случае, если сама Церковь, Тело Господне сужается в чьих-то рассуждениях до узкой группы «посвященных» вне зависимости от того, о ком мы говорим – раскольниках, клире, сектантах и т. п. Да, верно, они и чувствуют себя стоящими вне общества, они в душе живут без государства, самодостаточны и замкнуты как баптисты.
Но это ли исполнение заветов Христа? Это ли братская любовь и несение света Учения Христова по миру? Где нравственная ответственность «за весь грех мира», готовность отдать душу «за други своя»? Жизнь этих несчастных так пресна, что неудивительно желание вызвать, хотя бы и искусственно, гонения на себя. Здесь за счет признания всех остальных «еретиками», «язычниками», «второсортными», оправдываются и самоутверждение в своей «особенности» и едва ли не «святости». Так, омертвевшая душа ищет хоть какого-то исхода из того темного чулана, куда ее загнала воля человека, создающего «свою Церковь» в безвоздушном пространстве.
Мы перестали быть гражданами своего Отечества, православными патриотами, разучились мыслить простыми, но ясными и четкими категориями, нередко сводя объяснения всех проблем дня