каким-то новым светом и супруги как в молодости много смеялись и опять стали предаваться мечтам, жизнь как будто вернулась к ним, а потом он ушел в плаванье. Потом… нет, это невыносимо. Филипп не дождался самого большого счастья, своего маленького продолжения. Ему было так тяжело все эти пятнадцать лет, и капитан стал жестоким человеком, внутренняя боль и раздражение не давали покоя, и он вымещал свою злость на людях, старался быть сильным. И теперь эта боль, это невыносимое страдание будет с ним всегда, Филиппу больше никогда не пойти вечером в таверну, не пройтись по средневековым улочкам, которых больше нет. Неужели он прогневал Господа больше всех людей? Может, капитан был не самым хорошим человеком, но он любил свою жену и ребенка, пусть эгоистично и недостаточно, но все же… Филипп казался самому себе храбрым, мужественным и благородным…
На суше он чувствовал себя неуютно. Мимо проезжали роскошные кареты, днем и ночью они гремели по мостовой мимо окон капитана. Даже лавочник с добродушной физиономией, торговавший сладостями напротив его дома, был, казалось, богаче его. Филипп узнавал, что такой-то стал продавать масло, а такой-то овечью шерсть и разбогател. А люди, которые владеют ост-индской компанией, имеют баснословные прибыли, все акции уже раскуплены, и он уже не сможет их купить. Капитану тоже хотелось бы иметь роскошный экипаж, приобрести самый дорогой флейт и работать не на кого-то, а на себя. Неужели он не такой умный, как они, люди с огромным состоянием? Да, наверно, не такой, а может, у него просто нет таланта к коммерции, деловой хватки, ему не повезло и он никогда не сможет разбогатеть. Они с Эльзой, конечно, будут сводить концы с концами, и его жена будет чистить фарфоровую посуду и одеваться не хуже соседей, но Филипп никогда не станет таким как люди, имеющие большие деньги, хозяева страны, он – никто.
Проклятое маленькое жалованье на корабле. Чем он хуже людей, сумевших заработать себе состояние, почему не он? Может, капитану и удалось бы стать богатым и могущественным человеком, если бы не эта страсть к морю и кораблям, к соленому ветру. У него была редкая интуиция, он чувствовал паруса, ветер, приближенье шторма. Филиппу безумно нравилось угадывать смену направления ветра, справляться с бурей, покорять стихию. И когда он, усталый промокший измученный и охрипший, бывший вместе с командой на краю гибели, стоял после шторма на омытой дождем палубе и чувствовал, как успокаивается море, которое не смогло его погубить, бывало, что его сердце наполнял какой-то дикий звериный восторг, первобытная безбрежная радость бытия. И порой Филиппу казалось, что он жалкий неудачник, но, плывя на своем летящем флейте при попутном ветре, капитан чувствовал свободу, ощущал себя хозяином моря. И тогда на время уходили эти грустные мысли.
Большая часть его ночей это были долгие ночи на корабле, когда выматывает качка и матросы в душных смрадных маленьких кубриках сходят с ума, с ними тяжело общаться, они понимают только язык силы. Матросы не любили капитана, а многие ненавидели за его приступы ярости, когда