Кир и его Белка. Джейн Арэнвуд

улыбочкой.

      И, будто повинуясь его словам, моё тело приобрело прежний вес и меня перестало подкидывать вверх, как баскетбольный мячик.

      Кир сидел сзади и молчал, обнимая меня обеими руками за спину, его брови были нахмурены, а на лбу образовалась глубокая складка. Интересно, о чём сейчас думает этот рыжий лис – о том, как повыгодней продать мои органы или не может решить, куда спрятать труп, как чернокожий из «Криминального чтива»? Зачем, вообще, я ему понадобилась? Может, он заодно с тем бородатым хмырём, что приходил к нам домой?

      Доктор с американским именем – Майкл Стивенсон, кажется, так его звали, бы хмур и официален, как три тысячи Киселёвых из передачи «Слабое звено».

      Почему мама предала меня и без лишних вопросов отправила с Власовым? Не по той ли причине, по которой она дважды убеждала меня раздеться перед «домашним доктором» для профилактического осмотра? Меня – девочку, которая за последний год даже насморком не болела, я была абсолютно здорова на тот момент. Меня, малолетку, которая у гинеколога-то ещё ни разу не была… Мама сказала, что это плановый осмотр, который проходят все подростки в моём возрасте, но я, после этого, расспросила подруг и они сказали, что ничего не слышали о таких вот осмотрах… Когда этот Стивенсон смотрел на меня, ощупывал своими сухими костлявыми руками, было так жутко и гадко, будто я провалилась в яму, полную навоза. Его маленькие серые глазёнки оглядывали меня внимательно и осторожно, он как робот сканировал каждое моё движение, жест, фразу, он одним взглядом будто-бы разделывал меня на маленькие кусочки, как заправский мясник режет ножом свежую тушку.

      В тот момент, когда я снимала с себя одежду, я очень нервничала и случайно сдвинула глиняную миску на столе. Я переместила её, не касаясь, так, как это иногда бывает со мной. Ленка говорит, что это – телекинез, может и так, я не знаю… Просто, иногда, я могу двигать предметы, а в редкие дни поднимаюсь в воздух и сама. Это случается непроизвольно, не часто и не на долго, и я до сих пор не поняла от чего это зависит и как этим управлять.

      Доктор сделал вид, что не заметил движения посуды, но я, почему-то, была уверенна, что он всё понял и ждал именно этого, именно того, что я проявлю свои способности. Он ничего не сказал, но уголки его губ дрогнули, черты лица смягчились и до конца осмотра он не задал мне больше ни одного вопроса, хотя до этого постоянно о чем-то говорил. Кстати, именно после этого я, в первый раз, в качестве протеста, сбежала из дому и осталась ночевать у подружки, а потом, на утро меня нашла взъерошенная и недоспавшая мама и уговорила вернуться домой.