Детоубийцы. Сергей Донской

принимают их хорошо, но содержат под домашним арестом. Если срок истечет или терпение генерала лопнет раньше, чем поступят деньги, то грузинов живьем закопают в землю, или в термитник сунут, или слопают.

      – Интересная мысль, – изрек Белов, наполняя бокалы.

      – А я весь такой, – сказал Приходько, – интересный.

      – И что бы ты предпринял на моем месте?

      – На твоем месте, Олег, я бы обратился к своему новому знакомому Остапу…

      Приходько ткнул себя пальцем в грудь.

      – И что? – поторопил его Белов.

      – А то, что можно отправиться к этому Тананзе вдвоем, прищемить ему яйца и покалякать с ним по-мужски.

      – А потом?

      – А потом смоемся на пару. Надоела мне эта Уганда хуже горькой редьки. Десять лимонов, и я готов послужить России.

      – Десять миллионов чего? – пожелал уточнить Белов.

      – Баксов, – безмятежно ответил Приходько.

      – Это нереально.

      – А мне кажется, очень даже реально. Вы ведь хотите наказать грузинов?

      – Тема закрыта, – сказал Белов и внезапно пожалел, что не уехал сразу, а остался на ночь, поддавшись уговорам гостеприимного запорожца.

      Даже если бы государство расщедрилось на столь крупную сумму, то согласование ее потребовало бы не один месяц. А Приходько не походил на доверчивого простака, который согласится работать без стопроцентной предоплаты. Вот вам и братья-славяне. Дружба – дружбой, а табачок врозь.

      – Слышь, Остап, – окликнул Белов, разглядывая ром в захватанном пальцами стакане, – ты в Запорожье на окраине жил?

      – Почему на окраине? – удивился Приходько.

      – Ну, как в той поговорке.

      – В какой поговорке?

      Лоб Приходько перечеркивала уже не одна линия, а целые три, его глаза подозрительно прищурились. Благоразумнее было промолчать. Однако Олег Белов не отличался особым благоразумием.

      – А про хату, которая с краю, – закончил он. – Слыхал?

      – Слыхал, – подтвердил Приходько, медленно поднимаясь с плетеного кресла. – Это моя хата с краю, что ли?

      – А чья же еще? – спросил Белов, тоже приготовившись встать.

* * *

      Неизвестно, чем завершилась бы эта сцена, если бы не появление Джезлы и Мали. Не обращая внимания на мужчин, они ринулись к фонарю, где принялись размахивать руками, подпрыгивать, приседать и выделывать такие коленца, что, позабыв о назревающем конфликте с Приходько, Белов не мог оторвать от них глаз.

      Стянув через голову свой наряд бусути, Мали проворно расстелила его в круге света на траве и продолжила свой дикий танец. Ее почти обнаженное тело блестело, словно смазанное маслом. Рядом приплясывала Джезла, груди которой тяжело колыхались под легкой маечкой.