громко, переступая через подергивающееся тело бухгалтерши, не добежавшей до приобретенной в кредит «Шкоды». – Туда все рванули.
Держа автомат одной рукой, Гиви добил девчушку, которая никак не могла умереть, оглашая округу жалобными стонами. Пуля попала точно в макушку, как и было задумано.
– Уходить пора, – возразил Гиви. – Да и патроны на исходе.
– На пляж, – настаивал Гоги. – Я их, мандавошек, голыми руками передавлю.
– Остынь. Нас машина ждет. – Гиви снял прицельным выстрелом неизвестно какую по счету тщедушную фигурку, бросившуюся через парк. – Мы должны живыми уйти. Чтобы эти твари знали.
– Они нас еще долго вспоминать будут.
– Их проблемы. Уходим.
Гоги посмотрел на мальчугана, скорчившегося под общим умывальником. Тот затравленно смотрел на Гоги и трясся, словно через него пропустили ток высокого напряжения. Лица у него не было. Одни лишь глаза, даже не глаза, а глазищи, наполненные слезами. Гоги вдруг вспомнил, как отец застал его за овчарней с дымящейся сигаретой в руке. Отца больше не было. Гоги нажал на спусковой крючок, и глазищ тоже не стало – оттуда, откуда они смотрели, хлестнули красные брызги.
– Уходим, – согласился Гоги и понял, что брат его не слышит. – Уходим, – крикнул он.
Ему вдруг показалось, что все убитые им дети и взрослые лишь притворились мертвыми. Сейчас встанут и, пересмеиваясь, начнут сходиться со всех сторон, беря их, братьев, в кольцо. Одна за другой липкие ладони будут хватать их за одежду, чтобы утащить туда, откуда нет возврата. И отстреливаться будет бессмысленно. И бежать будет поздно.
– Уходим, – завопил Гоги, озираясь.
Никто его не окружал. Вокруг было безлюдно. Так безлюдно, как будто братья Беридзе остались одни на всем белом свете. Не считать же за людей тела, разбросанные повсюду…
– Я не хотел, – прошептал Гоги.
К кому он обращался? К десяткам трупов? К чайкам, рыдающим на все голоса? К небу? К тому, что выше неба?
Значения это не имело. Никто не ответил грузину Гоги, гордившемуся сходством с Аль Пачино.
Все закончилось. Кровь пролилась до последней капли. Настало время лить слезы.
Расплакалась в прямом эфире телеведущая, сообщившая о трагедии в Сочи. Рыдали родители и родственники убитых, съезжающиеся со всех концов огромной страны под названием Российская Федерация. Не удержался от слез губернатор Краснодарского края, позвонивший президенту после кровавой бойни.
– Их надо найти, – повторял губернатор, кусая кулак. – Их надо найти во что бы то ни стало.
С каждым разом его голос взлетал на пол-октавы выше.
Напрасно он надрывался. Президент его услышал.
– Найдем, – произнес он ровным, бесцветным тоном. – Найдем и покараем. И без истерик, пожалуйста. Слезами горю не поможешь.
Закончив разговор, президент положил трубку. Рука его не дрожала. Разве что самую малость.
Глава 2
Жертвоприношение
Три