удивилась больше всего не тому, что полицейский ее ждал и что он был такой красивый, а тому, что он держал в руке маракас и гремел им в такт музыке. Маракас, итальянский молескин, мокасины от Abercrombie fitch[4] – похоже, реформа МВД в самом деле удалась, что бы ни говорили журналисты.
А потом вдруг все захохотали.
– Да не мент он! – крикнул рыжий Макс через смех. – Герман нам рассказал про свою очередную роль!
– Артист! – добавил гитарист.
А Герман опытным жестом раскрыл свою красную книжечку и показал Марго. Это был студенческий билет студента второго курса Всероссийского государственного университета кинематографии (ВГИК), факультет режиссуры.
– А я сразу догадалась, – сказала Марго.
– Да? – удивился и немного обиделся Герман. – И как же? Даже мужик этот толстый поверил.
Марго подняла руку и стала загибать пальцы:
– Блокнот-Молескин. Ручка-Молескин. Мокасы «Аберкромби».
Все снова засмеялись, а с Германа немного слетел самоуверенный вид, что немного порадовало Марго.
– Дьявол кроется в мелочах, – огорченно сказал он, опускаясь на сиденье. – Промашка по реквизиту, недоработка художника по костюмам, и вот оно – полный провал.
Он сказал это так искренне и опечаленно, что Марго даже стало его немного жалко.
– Нет-нет, роль удалась. Импровизация великолепная.
Все-таки сложный человек Марго. Правильно говорила мама: сложный! И тяжело ей будет в жизни с таким сильным характером. Вот Катя уже вовсю сидит с музыкантами, дирижирует смычком, как будто сто лет с ними знакома. Что-то объясняет на своем музыкальном языке, и при этом уже держит Макса за руку, и тот, похоже, совсем не против, он и сам гладит ее руку. Все так быстро и просто, и оба счастливы. Вот у Марго так никогда не получится.
Они сидят с Германом на боковых сиденьях. Вроде бы очевидно, что они нравятся друг другу. Парень был, в самом деле, именно тем, кого она так долго ждала: яркий, интересный и мужественный. А еще харизматичный и разносторонний. А еще, конечно, с чувством юмора, современный и уверенный в себе.
И еще (это было, конечно, не самым главным, но все-таки важным) у него были немного длинные темно-русые волосы, глаза ярко-голубые. И сам весь стройный, подтянутый, с длинными красивыми пальцами, как у художника. Такую внешность обычно называют модельной.
Да, он не отрывает от нее взгляда, но не трогательного, как у Васяна, или просительного, как у Никитоса. Он уверен в себе, и его глаза словно бы говорят: малыш, все уже давно решено, и ты это знаешь, ты принадлежишь мне, а я – тебе. Хочешь поиграть в эти старомодные ухаживания? Что ж, давай поиграем.
Они болтали о всякой ерунде: о психологии, о Пензе и Перми, и что эти города часто путают по непонятной причине (то есть понятной – первые две буквы одинаковы), о спорте и о кино. Он обожал кино, и был уверен, что станет великим режиссером, рассказывал о съемках и мастер-классах увлеченно, но главное, очень интересно. Ну и в самом деле кино – это, конечно, не воркаут.
Хотя не в этом дело! Наверное, бывают гениальные мастера турника и брусьев