ни характерного бульканья… зато стук… негромкий, но вполне отчетливый… Стук-стук-стук… И снова – стук-стук… Бабаев слушал и темнел лицом. Наконец, мрачно усмехнувшись, пробормотал под нос: «Интеллигенты!.. Бейбарсы трахнутые! «Козла» забивают!..» – и распахнул дверь.
Однако играли не в домино. На столе лежала черная квадратная доска, поделенная на малые квадратики, а на ней – фишки, тоже квадратные, с буквами, и, похоже, составляющие слова. Какие именно, Али Саргоновичу разглядеть не удалось, ибо при его появлении игроки в пятнистых комбинезонах вскочили, тряхнув стол и смешав написанное. Самый рослый и здоровый – видимо, Пожарский – рявкнул командирским басом: «Шеф!..» – и все трое застыли по стойке «смирно». Выдержав трехсекундную паузу, Пожарский, в соответствии с уставом, доложил:
– Готовы к несению службы, Али Саргонович! Какие будут це-у?
С минуту Бабаев подозрительно разглядывал их, отмечая про себя, что комбинезоны у всех потертые, но чистые, башмаки надраены до блеска, на поясах – кобуры со старенькими ТТ, а в карманах ничего не оттопыривается – ни банок с пивом, ни бутылок с горячительным. Судя по всему, на этот раз людей прислали положительных и, как он просил, не молодых и не старых, а в самом репродуктивном возрасте, от тридцати пяти до сорока. И различить их было нетрудно: Маркелов, словесник, оказался темноволос, со строгим учительским взором и ранними морщинами у губ; Калитин, самый молодой, был белобрыс и длинноног, с крепкой сухопарой фигурой лыжника, а старший, доцент Пожарский, хоть и не мог похвастать шевелюрой, зато комплекцией напоминал медведя с большим лысоватым черепом. Конечно, не такого огромного, как в Талды-Кейнарске, но все же вполне приличных габаритов.
Налюбовавшись, Али Саргонович кивнул доценту и вытянул руку ладонью вверх:
– Твой пистолет, уртак!
Пожарский покачал головой.
– Нельзя, шеф, запрещено инструкцией. А инструкция свята, как Библия… и сказано в ней на странице четыре: служба службой, но пистолеты – врозь.
– Оружие предъявить к осмотру. Из твоих рук, – велел Бабаев и через тридцать секунд убедился, что со стволом порядок: ружейное масло и никаких следов нагара. Хмыкнув, он бросил взгляд на стол: – Чем развлекаемся?
– «Эрудитом», – откликнулся темноволосый Маркелов и, стрельнув глазами на Бабаева, сообщил: – Старинная игра под названием крестословица… Желаете присоединиться?
– Нет. Болельщики нужны, а? Вот он я, болельщик. Играйте!
Так забавнее собеседования, решил Али Саргонович и опустился на колченогий табурет. Трое стражей, восприняв это как разрешение садиться, придвинулись к столу.
– Начнем по новой? – спросил Маркелов и, дождавшись кивка Пожарского, смешал фишки.
– На тебе остановились, Валера, – пробасил доцент. Давай-ка, выставляй. Что-нибудь медицинское, заумное, и в сексуальном аспекте.
Калитин, нахмурив светлые брови, выложил, что заказали: «эксгибиционизм». Словесник Маркелов почесал темя и алчно облизнулся.
– Какие