моторнее, активнее. Лишний плюс.
– Чудесный домик, – сказал Бондарчук, оглядываясь из отъезжающей машины на павловский коттедж. – Ты уже выкупил его?
– В том году. Участок маленький.
– Зато поселок что надо. Тишь да гладь, кругом свои.
– Угу, только дочка сбежала в Москву из этой тиши.
– Вернется, – обнадежил генерал.
– Когда помру, – уверенно сказал Павлов.
– Внуков на лето будет привозить. Что я, не знаю? Сам дед.
– Она их возит на море. А мне раз в полгода дает посмотреть. Говорит, не умею правильно обращаться.
– Да что же ты с ними вытворяешь, дорогуша?
– Играю… Разговариваю. Объясняю, как устроен мир, учу вести себя хорошо. В общем, воспитываю. Что еще можно делать с детьми?
– Сразу убивать! Детей нужно сразу убивать, ибо что еще с ними можно делать?
Павлов недоверчиво покосился на генерала.
– Это цитата, – объяснил Бондарчук. – Господи, до чего же вы, ученые, дремучие! Не в первый раз замечаю.
– Зато генералы пошли очень культурные! – надулся Павлов. Он пытался вспомнить, кого ему процитировали, и никак не мог. – Готов поспорить, ты читал художественную литературу, когда был юным лейтенантом, чистым и наивным. Что отложилось в памяти, тем и размахиваешь до сих пор.
– У лейтенантов нет времени на книжки. Я начал всерьез читать капитаном. Если честно, от безделья. В Гвинее-Бисау случались очень скучные дни. Ну, и… Правда, выбор был специфический. Когда ты взрослый и прагматичный рашен милитэри спешиэлист, а на улице плюс сорок, а под ногами ядовитые змеи, а в желудке пол-литра джина для отпугивания малярии… Короче, нелегко в таких обстоятельствах умиляться каким-то розовым соплям. Хотелось суровой мужской прозы с легким налетом романтизма. Джек Лондон, помню, хорошо вписывался. Особенно северный цикл. По контрасту, наверное!
– Так это из Лондона – про убивать детей? Вот не подумал бы…
– Нет, – покачал головой Бондарчук. – Это, конечно же, не Лондон. Это такой Даниил Ювачев. Расслабься, дорогуша, ты не знаешь.
– Куда уж нам! – фыркнул Павлов. – Простым русским биотехам…
– А-а, по-твоему, мне в таких материях тоже нельзя разбираться? – усмехнулся Бондарчук. – Не положено? Что за штампы у тебя в голове! Совершенно дикарские представления о генералитете. А я, между прочим, и на фортепьянах могу. Ну, чуточку. Не очень громко. Слушай, Павлов, дорогуша, меня тут осенило, ты пашешь на оборонку лет двадцать, а?
– Скоро тридцать.
– И что ты знаешь о нынешней армии, прохвессор?
– Что она профессиональная и гораздо лучше прежней, – буркнул Павлов. Его армейский опыт был стандартным: пара коротких тренингов и один месячный полевой сбор давным-давно. Разобрать автомат завлаб, наверное, смог бы и сейчас, а вот собрать обратно – вряд ли.
– Хороший ответ, – похвалил Бондарчук. – В духе официальной пропаганды. А военная доктрина наша – как она, на твой взгляд?
– Ничего себе, – осторожно сказал Павлов. – Нормально.
– М-да…