Это площадочка метр на полтора с перилами и двумя приваренными к полу сиденьями. Сиденья вращаются – удобно. Занимаю рабочее место, осматриваюсь. Сороковаттка освещает пульт. Он закрыт металлическими створками, словно дверцами.
Я протягиваю руку, чтобы открыть их, но вздрагиваю от грянувшей со сцены музыки. «Вихри враждебные». Слышимость здесь не очень хорошая, и ничего не видно. Мешает специальный занавес. Но ничего. Как только я выполню свою миссию, сразу проберусь поближе.
Главное – не пропустить условный сигнал. Внизу тоже всего одна лампочка.
Спектакль начинается. Я не очень хорошо слышал голоса, однако ленинскую картавость различал. Актеры играли без микрофонов, но акустика в здании прекрасная.
Минут десять я напряженно пялюсь вниз, боясь пропустить сигнал. И вот, наконец, мелькнула тень. Блеснули линзы очков. Помреж! С фонариком. Я свешиваюсь с перил и махаю тому рукой. Черт! Похоже, он меня узнает. А мужики просили ему не говорить. Придется соврать, что я был в скворечнике третьим. Изучал азы профессии. Это можно только приветствовать.
Виктор Степанович поднимает руку и мигает фонарем.
Все! Настал мой час! И я не подведу!
Откидываю крышки с пульта и…
…Замираю, словно человек, вместо Брежнева увидевший на трибуне Дворца съездов американского президента Рональда Рейгана. Словно Аполлон на козырьке театра. Словно Ленин в Мавзолее. Словно памятник развитому социализму.
На пульте ЧЕТЫРЕ БОЛЬШИЕ БЕЛЫЕ КНОПКИ!
НЕ ТРИ, А ЧЕТЫРЕ! Металлические, сильно потертые от многочисленных нажатий. ЧЕТЫРЕ!
И, соответственно, определить, которая из них посередине, не смог бы и профессор математики. И даже Альберт Эйнштейн.
И вряд ли получится нажать обе одновременно. Стало быть, придется выбирать.
А фонарик опять мигает. Можно, конечно, крикнуть и спросить, но тогда братьев-бобров подставлю.
Хотя не грех и подставить… Алкаши. Допились до того, что не могут три от четырех отличить.
Остается один подсказчик. Бог. Он сам направит мой палец на нужную кнопку. Если, конечно, он ко мне милостив. Одно успокаивает – в зале спящие курсанты, если ошибусь – не заметят.
Закрываю глаза и кладу длань на пульт. Есть. Третья снизу, она же вторая сверху. Глубоко вдыхаю и жму.
Внизу заурчал двигатель, закрутились барабаны, поползли тросы. Задник пошел вниз.
Я осторожно выглядываю из-за перил. Фонарик исчез, стало быть, Виктор Степанович ушел. Все, миссия выполнена. Теперь можно спускаться и идти смотреть на спектакль, к которому ты, в общем-то, тоже приложил руку. Точнее, палец. Чем можно гордиться.
Спускаться не так просто, как подниматься. Все-таки шесть метров, а лестница с явными дефектами. Ремонт бы не помешал.
Но я не упаду – Бог меня любит. Иначе бы я нажал не ту кнопку, и помреж не ушел бы, а остался и мигал фонариком.
Хотя…
Он же не видит, что происходит на сцене, а стало быть…
Раскат грома донесся до моих ушей примерно на середине спуска. Нет. Это не гром. Это смех. И какой-то нехороший