он похож на ребенка. Большого такого ребенка, попавшего во взрослый мир и пытающегося притвориться тоже взрослым.
– Нет? Тогда зачем ты позволил это сделать?
Алина ни на секунду не усомнилась, что всю эту красно-черноту придумал не Леха.
– Сказали, что так надо. Дизайнер был. С дипломом. И вообще, я тебя тут жить не зову!
Это Алина и без него понимала. Месяц? Месяц она продержится, глядишь, и драконообразный Лехин дом не успеет ее переварить. А остальное – не Алининого ума дела. Ей бы молчать, глядишь, за умную сошла бы. Нет же, надо было лезть с вопросами, советами…
– Извини, – Алина спрятала руки, хотя бабушка всегда говорила, что это – невербальный признак замкнутости и надо бы с ним бороться. – Я… пожалуй, пойду.
Мама, наверное, волнуется. Она делает вид, что счастлива за дочь, а на самом деле рассказывает бабушке, насколько Алина безответственно поступила. И что поспешная свадьба – это слишком. А бабушка успокаивает, приводя примеры других поспешных свадеб, после которых муж и жена жили долго и счастливо. Не беда, что примеры все больше из прошлого… надо ведь надеяться на лучшее.
Когда дело касается Алины, только и остается, что надеяться.
Дойти до двери ей не позволили.
– Стоять, – рявкнул Леха, и голос его был таков, что стекла задрожали. Алина и вовсе замерла. – Ты… извини. Пожалуйста.
Оказывается, когда хотел, Леха двигался ну очень быстро. Он вдруг оказался сзади и, развернув Алину, толкнул ее на низкий диванчик. Сам сел рядом и повторил:
– Извини.
– Это мне извиняться надо. Пришла в твой дом, и… бабушка говорит, что у меня нет чувства такта.
И чувства ритма, и слуха, и вообще, кажется, ничего, чему полагалось бы быть.
– Оно совсем никак? Только, чур, честно.
Чтобы он снова обиделся?
– Леша, оно тебе… не подходит. Ну мне так кажется. А тебе здесь не нравится. Почему ты терпишь?
И бабочек боишься.
– Ну… – он покосился, точно проверяя, не смеются ли над ним. – У меня вкуса нет. А тут человек солидный. С рекомендациями.
И нереализованными желаниями, которые он реализовал за Лехин счет.
– Леша, – Алина удержалась-таки от прикосновения. – Почему у тебя нет вкуса? Он у всех есть. Только разный. И здесь живешь ты, а не тот человек с рекомендациями.
– Ты прикольная, – улыбка у него замечательная.
Нельзя привязываться. Месяц ведь рано или поздно закончится, и как потом Алине жить? Поэтому нельзя… но очень хочется.
Ее переезд был скучен. Луиза Мадлен сама собирала вещи, причитая, что наряды Жанны недостаточно роскошны и изысканны для того общества, в котором ей отныне предстоит бывать, что сама она выглядит простовато, и лишь усилия такого замечательного человека, каким, несомненно, является д’Этоль, способны сотворить чудо.
Ее поселили в весьма скромной комнатушке, окна которой выходили на скучное серое строение, объяснив, что большего пока Жанна не заслуживает. И против ожидания, д’Этоль не