басом:
– Прими же гонца под ярмо свое, палач! Ибо так велено жрецом!
– Что ж, ты сам избрал свою судьбу, Бьярн, – мрачно проворчал Гуннар, сожалея о том, что все попытки спасти его оказались напрасными. Причем по его же, Бьярна, вине.
И тут же приказал воинам из охраны королевы поскорее увести Астризесс за скалу. То, что сейчас будет происходить на этом прибрежном плато, уже не для ее женских глаз и не для ее королевского слуха.
Бьярн видел, как жрец трусливо уходит все дальше и дальше от королевской дружины. Однако теперь он не завидовал ему, он его презрительно жалел.
«Нет, на этих физически сильных, но убогих духом людей злобы я таить не стану», – мысленно молвил жрец, снисходительно прощая свое унижение и «гонцу к Одину», и всем прочим.
Насмешки и оскорбления, считал жрец, – вполне приемлемая плата за жизнь. Разве не повелось испокон веков так, что гордецы неминуемо погибают на жертвенниках своей одинокой гордыни, в то время как хитрецы умудренно почивают на лаврах своей вселенской хитрости? Правда, конец у всех один – смерть, однако идут к нему разными по длине и тяжести дорогами. И в этом суть, в этом ответственность земного выбора каждого из смертных.
И жрецу незачем было видеть, как под крики и всеобщее возбуждение этих морских бродяг, радующихся тому, что на сей раз жребий викинга их помиловал, Бьярн Кровавая Секира стал на колени.
– Жрец пытался стать «гонцом к Одину»! – смеясь, повертел он головой, которой через несколько мгновений должен был лишиться.
– Только этого нам не хватало перед далеким походом, – поддержал его ритуальный палач Рагнар Лютый, берясь за тяжелое ярмо.
– Прими гонца, Один! – крикнул он, поднимая свое страшное орудие.
– Прими гонца! – сотнями возбужденных глоток отозвался отряд конунга Олафа. И палач, как и Гуннар Воитель, отчетливо слышал, что обреченный кричал вместе со всеми. Разве что громче и отчаяннее всех прочих.
Но для них важно было, чтобы нечто подобное он все-таки прокричал, ибо так требовал обычай.
– Прими самого достойного из нас! – провозгласил палач. И сотня воинов, потрясая мечами, поддержала его:
– Достойнейшего из достойных!
– И пусть гонец принесет нам удачу! – вновь ритуально прокричал палач. – Один!
– Он принесет нам удачу! О-дин! О-дин!!
Жертвенный палач дело свое знал. Одним ударом размозжив череп «гонца к Одину», он кинжалом раскроил его так, чтобы освободить пульсирующую вену и, зачерпнув крови, первым плеснул ею себе в лицо.
– Один! – прокричал он, вознося окровавленные руки к небу.
– О-дин! – вторили ему воины, отталкивая друг друга и пытаясь первыми пробиться к теплой крови жертвы. Крови убиенного ими во имя того, чтобы спасти от убиения каждого из них.
– Гонец к Одину послан, конунг! – обратился палач к Гуннару Воителю, давая понять, что ритуал