ли я? Я могу только, просить вас об этом.
– Я ведь ваша арестантка, сеньор, – возразила она, улыбаясь особенным, ей свойственным образом.
– Да, конечно, по виду это так, сеньорита. Но сам я никогда не считал вас арестанткой.
– Я с удовольствием исполню ваше желание, сеньор. Не угодно ли вам следовать за мной.
И, сделав рукой знак, она пошла вперед.
За столом мы сидели только вчетвером. Старик ван дер Веерен с манерами настоящего вельможи, его дочь, с губ которой не сходила гневная улыбка, мадемуазель де Бреголль, серьезная и подавленная, но тем не менее очаровательная, и, наконец, я, губернатор короля Филиппа, наделенный обширными полномочиями, я, державший в своих руках честь и даже жизнь всех сидевших за столом и в то же время вынужденный соблюдать крайнюю осторожность в словах, чтобы не встретиться с саркастической улыбкой донны Изабеллы, которой, по-видимому, так и хотелось дать мне понять, что я злоупотребляю своей властью.
Свечи в дорогих венецианских подсвечниках ярко горели над нашими головами. Их огонь играл в бесподобных бриллиантах донны Изабеллы, которые сверкали у нее на шее и в волосах. Они были так же красивы и так же холодны, как и их владелица.
Не таков был золотистый рейнвейн, который она хвалила за обедом. Он скоро прибавил тепла моему седобородому хозяину и нашим прекрасным дамам.
– Ваше превосходительство приступом взяли сердца всех в нашем городе, – сказал ван дер Веерен. – Нет ни одной улицы, где бы я не слышал, как вас хвалят.
– Даже малыши начали играть в дона Хаима, – вскричала Изабелла. – Я сама видела, как они играли на Водяной улице и еще местах в двух. Они никого не забывают. У них был воткнут в землю деревянный шест вместо эшафота, а к нему была привязана маленькая девочка, изображающая Марион. Перед ней лежал пук соломы, которую якобы поджигал отец Бернардо. Его можно было узнать по белому полотенцу и какой-то черной тряпке вместо одеяния. Потом мальчуган, которому выпала честь изображать вас, бросился смело вперед, потушил огонь и отвязал девочку. В конце всего отец Бернардо удалился, пораженный немилостью. Все это они проделали очень живо и осмысленно. Впрочем, в одном месте, кажется, это было на улице Венеры, платье маленькой девочки вспыхнуло, и комедия окончилась трагедией. Вы стали весьма популярны, сеньор.
– Чрезвычайно этим польщен, сеньорита. Но не следует поддаваться этому чувству, это опасно для нас всех. Такого рода энтузиазм не очень похвален в Мадриде. Прошу вас, сеньор, – обратился я к ван дер Веерену, – употребить все ваше влияние, чтобы положить этому конец. Иначе мне придется позаботиться об этом самому и таким образом потерять то доброе мнение, которое сложилось обо мне у жителей города Гертруденберга.
– Дону Хаиму де Хорквера не нужны голландские сердца, – сказала Изабелла с загадочной улыбкой. – Пусть это будет предостережением для вас, кузина. Мы должны остерегаться, как бы одушевляющие нас чувства благодарности не завлекли нас слишком далеко.
Мадемуазель де Бреголль не вспыхнула,