меня заживо хоронишь! Вернусь я, будь уверена. На кого вас всех брошу?
Мать примолкла, чтобы не пугать младших детей, но хорошего ничего не ждала. Те, кого призвали летом, словно в омут провалились. Пришло сколько-то писем из эшелонов и учебных лагерей, затем тишина. Уже в конце осени стали поступать казенные бумажки, а в них сплошь «пропал без вести» и реже – «погиб смертью храбрых, защищая социалистическую Родину». По селу снова пошел вой, как во время проводов.
– Сгинули наши мужики!
Сосед по улице, Афоня Осьмуха, вернувшийся с Финской войны без ноги и с повернутыми мозгами, скакал на костыле и кричал на все село:
– Мы еще дадим германцу! Финнов одной левой били, а фашистов и подавно раздавим. Заманим подальше и штыками в жопу до Берлина погоним.
– А чего же сейчас не гоним? – насмешливо спрашивали у придурка.
– Новую армию собираем.
– А где же старая, которую на парадах показывали?
– Геройски отступает.
Участковый хмуро предупреждал Осьмуху:
– Язык-то придержи. Доболтаешься…
Вызывало недоумение (и кусочек надежды) большое число мужиков, пропавших без вести. Где же они? Догадывались, что часть людей попала в плен. А остальные? О том, что в немецкий плен угодили только в первый год войны три миллиона бойцов, известно ничего не было. О таком и подумать не могли. В сводках Информбюро все выглядело приглаженно.
Коротко сообщалось об оставленных городах, много говорилось о героических делах Красной Армии, приводились сказочные данные о немецких потерях: убитых фрицах, уничтоженных танках и самолетах. Получалось, что германцам и воевать уже нечем, а они все шли дальше и дальше на восток.
В декабре село всколыхнула весть о разгроме немцев под Москвой. Репродуктор не умолкал днями напролет, сообщая о нашем стремительном наступлении. За сорок с лишним верст пробилась сквозь снег подвода из райцентра, привезли кипу газет с фотографиями замерзших и убитых немецких солдат, разбитой техники.
Бодрым был тон тех сообщений. Куда уж там Гитлеру нас одолеть, если еще в ноябре 28 бойцов из дивизии Панфилова за день раздолбали из противотанковых ружей и гранатами два десятка танков! А во время декабрьского наступления счет шел уже на сотни танков и самолетов, а зарвавшихся фрицев вгоняли в землю целыми дивизиями и корпусами.
Много было указов о награждениях. Смелых летчиков, танкистов и прочих славных бойцов. Но больше всего расхваливали полководцев. С фотографий газет смотрели сытые генералы, обвешанные орденами – когда только заслужить успели! Их снова награждали, повышали в должностях, казалось, война повернулась к победе.
Но в засыпанной снегом глухой деревне Коржевка настроение у людей было подавленным. Чего там эти победы, когда мужья и сыновья пропали! И подступил извечный спутник войны – голод. Муку уже мешали с лебедой, хлеба не хватало, давно исчез сахар. Пока выручала картошка, которая родила каждый год исправно.
Но уже бабы из бедных семей