других…
– Путаница во всем… – проговорил боярин Григорий Тучин, маленький человек с тихим, смуглым лицом, украшенным темной бородкой, скромно, почти бедно одетый. – Православные вот именуют собрание верующих церковью, а у жидов собрание верующих зовется кагалом, а церковью, по-эллински экклезиа, зовется у эллинов просто народное собрание – вроде как вот у нас на вече, на дворе Ярославле…
Григорий Тучин часто и подолгу ходил с товарами за море, но там не столько торговал, сколько всему жадно поучался. Из «гостьбы» своей он привозил немало всяких книг, и о нем начали уже поговаривать, что он «зашелся еси в книгах».
– Это нам разбирать не к чему… – сказал Овдоким Люлиш, художеством ливец, то есть золотых и серебряных дел мастер. – Пущай они зовут себя как хотят. Беда не в этом, а в том, что людей они запутали. Раз Христос меня, по-ихнему, искупил начисто, значит, я могу грешить как хочу. Ни с чем это не сообразно. А потом: сперва Господь дал диаволу человеком по пустякам завладеть, а потом, погубивши, послал за него Сына Своего на муку лютую!.. По-моему, Христос был такой же человек, как и все, а не полюбился он державцам да попам, вот они его, как стригольников, и убили… Все это плетение словес пустое – к чему надобны мрежи эти?..
– Как был я на Москве, – вступил в беседу Некрас Рукавов, своеземец, хуторянин-собственник, седой и крепкий, как дуб, – довелось мне слышать среди чернецов прение о вере. Они говорили, что в вочеловечении Христа явлено нам-де смотрение Божие, яко Бог премудростию прехитри диавола да всех верующих в он спасет. Бог к хитрости-де прибегал и ране: жидами прехитри Он фараона и поругася ему и изведе люди своя из работы египетской и якоже воплотився, прехитри диавола, поругася ему и изведе вся верующая в он из ада.
– Может, такие прехищрения и пригожи торговому человеку, ну а Богу… – развел черными руками Люлиш, и в глазах его проступили скорбь и гнев. – Нет, запутались люди в мрежах, которые сами же на свою погибель языками непутными наплели!
– А другие твердят, что у Христа и плоти-то никакой не было, – вставил дьяк Самоха, жирный, с сонным, умным лицом и черной окладистой бородой. – А был Он, вишь, как видение сонное…
– Этому и манихеи учили, – сказал боярин Тучин. – А Василид Египтянин учил, что Христос был бесплотен, что страдать Он не мог, а что распят был вместо Него Симон Киренеянин. Валентин же признавал плоть Христову божественной и снесенной с небес: «Христос прошел, – говорил он, – чрез Марию Деву, якоже сквозь трубу вода». Нетленномнители учили, что тело Христово нетленно, и потому…
– Кто в лес, кто по дрова! – безнадежно махнул рукой Люлиш. – Все это в огонь бросить надо. Надобно к правде навострять сердце свое.
Тучин задумчиво рассматривал образа в переднем углу в хороших кузнь-окладах, а особенно образ Богоматери с Младенцем на руках. И ему вспомнилось древнее изображение женщины с ребенком, которое было у римлян символом рождающегося