может быть, это и резко сказано, – уловив в его голосе нотку обиды, начала смягчать Лида. – А все-таки тяжко мне стало с тобой, Миша…
– Да почему? Ты что-то, Лида, преувеличиваешь. Ответь, почему? Что произошло?
– Представь себе, если б тебя не было… Только ты не обижайся… Ты же знаешь, я преклоняюсь перед тобой бесконечно… Ну вот: тебя нет, и я вольна принять любое решение, совершить любой поворот в жизни… А при тебе не могу… Ты как часовой моей совести, который стоит в стороне и сторожит меня… Хотела смягчить тебя, стать любовницей, что ли… И это ты отвергаешь. И оттого еще горше… – Лида глотала концы слов, перешла на шепот, нос ее сразу вспух, покраснел.
– Бог с тобой, Лида! Ты все истолковала не так. Будь вольна, принимай любое решение… Ни в чем, совершенно ни в чем я тебя не упрекну. И нисколько не меньше буду уважать тебя как близкого человека моего друга. Что произошло-то? Скажи, если можно! – Нестеров разволновался, зашагал по комнате – в один угол, в другой… Никак не думал он, что жизнь может приобрести такой оборот.
– Замуж я собралась, – выдохнула Лида и насторожилась вся, будто в ожидании удара.
– Полюбила? – горячо спросил Нестеров и подумал: «И я вот полюбил… И все идет, как должно идти в этом мире… И память о дорогих людях нельзя превращать в оковы для живущих…»
– Возможно, и полюбила… Возможно, Миша, потому что после Степы полюбить снова нелегко…
– Ну и будь, Лида, сама себе судьей. Решай, как хочешь: знай, я убежден в этом, Степа, появись он на мгновение, не осудил бы тебя… Скажи только, кто он, этот счастливец, которому судьба дарит такую прекрасную женщину, как ты, Лида?
– Ну, скажи мне, Миша, скажи только чистосердечно: ты не презираешь меня?
– За что, Лида? Ведь Степа, умирая там, на войне, не накладывал на тебя вериг. Вспомни, что написано у нас в «Клятве дружбы»… Неужели ты не веришь мне, Лида?
– Можно, я поцелую тебя как друга, моего друга, не только Степиного? – облегченно сказала Лида и кинулась к Нестерову. Он подхватил ее, бережно приблизил к себе, поцеловал в губы и в лоб.
– Как я хочу тебе счастья, Лида! – воскликнул он и, закрыв глаза с каким-то просветленным лицом, повторил свой поцелуй. Потом она, вся преобразившаяся, суетливо поправила прическу и, опустившись на табуретку, беззаботным тоном сказала:
– Ну, он влюбился в меня, Миша, просто ужасно. Врач он. На семь лет старше меня. Тридцать два мне, тридцать девятый ему. Как видишь, одного со мной поколения. Воевал, был начальником полевого госпиталя, правда, на Дальнем Востоке. Говорит, хоть война там была короткая, но пять раз у него возникала реальная угроза принять смерть. До войны женился, но неудачно. Вскоре разошлись. Она тоже была врач, по всем данным, погибла на Курско-Орловской дуге. Остался от их совместной жизни только альбом фотографий. Ну, естественно, придется мне уехать в Барнаул… Горько оставлять Тимошкину могилу…
– Не беспокойся, Лида, я присмотрю за могилой Тимошки. А как мама? Она знает?
– Знает! Рада за меня. Может ведь все еще сложиться по-хорошему. Правда, Миша?
– И я