хохочущая и рыдающая девушка, а из омута тянется и простирает к ней руки полурыба-полуженщина и манит к себе. Омут вращается и затягивает, и в пучинах его страшные, уродливые существа движутся и скалят зубы… С ужасом отшатнулась Екатерина Ивановна от омута и, может быть, упала бы, если бы ее незаметно для других не поддержали дружественные руки престарелой принцессы Тарант.
– Дорогая, вам дурно! – шептала она. – Обопритесь на мою руку! Выйдемте из душного многолюдства в сад… Вы освежитесь!
И принцесса, одной рукой поддерживая трясущуюся челюсть, а другой ослабевшую Екатерину Ивановну, проскользнула к выходу и вывела ее в сумрачную колоннаду, а оттуда в цветники.
XI
ВЫСОЧАЙШАЯ ПРОГУЛКА
Никто не заметил удаления из зала Екатерины Ивановны, так все были увлечены зрелищем первого вальса в высочайшем присутствии. Но это не укрылось от острого взгляда императора Павла Петровича.
Он вдруг прекратил свои чудаческие жесты. Тонкая улыбка понимания появилась у него на губах. Взгляд стал прекрасен, задумчив и мягок.
Он выразил желание, чтобы танцы продолжались, и, подойдя к княжне Лопухиной и Рибопьеру, при приближении императора искусно закончивших тур и обменивающихся взаимными глубокими реверансами, милостиво выразил похвалу искусству танцоров:
– Танец сей не весьма приличен, – заметил, однако, Павел Петрович, – и довольно волен. Но ты, Рибопьер, не выходишь из границ благопристойности, а княжна все обращает в прелесть, до чего коснется, – с любезнейшей улыбкой говорил император.
Княжна Лопухина низко присела.
Император отвечал классическим версальским поклоном. На лицах всех присутствующих изобразилось восхищение.
– Да, ты отлично танцевал, – продолжал Павел, кладя руку на плечо Рибопьера, который стал, повернув голову, целовать эту монаршую руку, как руку любовницы. Мальчик отлично знал, чем рисковал, пустившись вальсировать с фавориткой императора, хотя и по его желанию. Внешне сияя радостью, в юношеском, но искушенном с детских лет придворной жизнью еще при покойной монархине сердце он испытывал во время беспечного порхания своего по огромной зале смертный холод крайней опасности. Теперь он отдохнул и от восторга не знал, где находится – на земле или на небе.
– Танцуй, братец, всегда с княжной вальс! – продолжал император. – Доколе очам ее угоден. Только, пожалуйста, не по этой новейшей моде, ухватя за стан обеими руками, причем дама кладет руки на плечи кавалеру и оба смотрят друг другу в глаза. Это, братец, непристойно, скверно! Чтоб этого вообще не допускалось на балах! – сказал он, поворачиваясь к графу Кутайсову, незаметно очутившемуся в сфере зрения государя. – Составь в этом смысле приказ и представь завтра к подписанию нашему!
И дав жестом знак продолжать танцы, император направился к выходу в сад. Там он увидел графа Ростопчина.
– Пойдем, Ростопчин, – сказал он графу, – погуляем