направляемой своекорыстными интриганами, пробудившими в нем желания чувственных удовольствий?.. Но будет об этом! Скажите, граф, вы еще не окончили ваше живописное путешествие в Грецию? Как восхитительны были последние отрывки, прочтенные вами. Императрица была чрезвычайно ими заинтересована.
– Моя работа подвигается постепенно. Надеюсь, что она будет окончена, – скромно отвечал граф Шуазель. – Во всяком случае, возможность окончания этого труда в моих руках. Но безумный вихрь революции, развратные правила и буйственное воспаление рассудка, поправшие закон Божий и повиновение установленным властям, лишив лучших людей Франции их отечества, изгнали и меня. Вместе с тем я лишен возможности кончить мой прекрасный дом в Париже – pavillon d'Idalia dans l’avenue de Neuilly. Поверите ли, mademoiselle, там все было сработано по античным образцам древних Афин с совершенной точностью, изяществом, высоким искусством!.. И граф с увлечением пустился в подробное описание павильона Идалии.
Нунций, уже не раз слышавший эти описания, вежливо скучал, терпеливо ожидая их окончания.
Нелидова вставляла свои замечания, показывавшие, что она обладает значительными сведениями в искусстве и жизни античной древности.
IV
СЕРДЦЕ ВИКОНТА ТАЛЕЙРАНА
– Садись в мою карету, нунций, – говорил граф Шуазель, выходя из Смольного. – Я тебя довезу до палаццо Юлия. А дорогой мы поговорим о многом.
Теперь он особенно походил на злого попугая, со своим крючковатым носом, насмешливыми глазами и едкой улыбкой на губах, маленький и быстрый в движениях.
Он впрыгнул в карету, как птица в клетку, за ним нунций занес свой квадратный экклезиастический башмак.
Граф приказал опустить занавески окон и ехать медленно, как будто карета была пустая.
– Кажется, можно считать несомненным, нунций, что эта роза, в приятном обществе которой мы только что были, отцвела и увяла навсегда. В ней нет благоухания, и замок Лоде будет для нее гербарием. Видел ли свет что-либо подобное? – со злой усмешкой продолжал Шуазель. – Старая дева – платоническая фаворитка императора… С этим покончено, и навсегда! Черные глаза Лопухиной, ее двадцать один год и свежесть беленького личика по законам природы не могли не возобладать над сорока годами и чувственным прекраснодушием, этим – как говорят тяжелые немцы – Schönseligkeit нашей приятельницы. Что делает теперь граф Юлий? – спросил Шуазель нунция.
– Брат устраивает свои дела. Вдова Скавронская обладает двумя миллионами ежегодного дохода, – отвечал нунций, – она еще прекрасна; как вдова внучатого брата Петра Третьего, отца императора, она в фантазии его заняла место родственницы и будет считаться принадлежащей к высочайшей фамилии. Приготовляя все для торжества бракосочетания, брат запирается с художником и поэтом Тончи, и они вместе сочиняют торжественную кантату, – cantata a eseguirsi ail occasione delleélie faustissime nozze di sua eccellenza la signora contessa con sua eccelenza il signor conte, – переходя с французского на итальянский язык, с улыбкой говорил нунций.
– Когда