из Коктебеля в её блог и называл себя мучеником за демократию. «Сито мусеники за димокараси (светлая им память)», – припомнил Митя «Колыбель для кошки» Воннегута. Припомнил и обрадовался – он не так уж и одинок. Образы, взятые из книжек ещё в детстве, никуда не подевались. Они жили в его голове и время от времени показывались, узнав, непонятно как, его мысли. Они возникали перед глазами и одним своим видом поддерживали его.
– Джони снял себе дом в Биостанции, – продолжала Тайка, – и часами стоял у моря, выглядывая КОРАБЛЬ.
«Я тут выглядываю корабль, – писал он Нефёдовой, но что-то никак. Что-то его не видно, а мне бы так хотелось его дождаться. Вероятней всего, – предполагал Джони, – это будет сухогруз с аравийским песком, идущий из Джидды в Бургас. Но я не поплыву на нём, а лишь провожу взглядом сожаления. Судно будет набито под завязку: песок, строительный мусор, к тому же – гости Ганноверской книжной ярмарки, потерпевшие бедствие в Красном море и взятые на борт в Акабе».
Как следовало из письма, Джони намеревался проводить корабль взглядом сожаления и вернуться к работе над романом. Что за роман – неизвестно. Он писал, что это не займёт много времени, что ключи от его планетария у двери под ковриком и что, закончив последнюю сцену, он отправит рукопись Тайке. «Поступи с нею на своё усмотрение. Целую, Джони», – закончил он.
– И что, прислал? – спросил Митя. Насколько он знал, мученики за демократию, как правило, умирали понапрасну, так ничего и не достигнув.
– Нет, не прислал, – ответила Нефёдова.
Она допила свой кофе и теперь постукивала сигаретой о блюдце, словно торопилась, но в то же время и понимала, что торопиться некуда.
– Торопиться некуда, – сказала она.
Кондиционер в углу работал исправно. В «Шоколаднице» исправно подавали кофе и ставили популярную музыку. Тайка исправно рассказывала о Джони, и Митя исправно всё это слушал.
Механизм потребления работал исправно, убеждался Митя. Даже если Джони и не закончит свой роман – лишь бы он прислал его, и тогда Тая продаст эту книжку, чего бы это ни стоило. В сущности, исправность механизма потребления была основой современного искусства. За миллионы лет эволюции люди вполне адаптировались к земным условиям жизни. Они с удовольствием потребляли всё что ни попадя, а когда дело касалось секса и тем более любви – потребляли вдвойне.
Единственным конкурентным фактором здесь было насилие, но и насилие вполне вписывалось и в секс, и в любовь. Sex & Violence, – припомнил Митя группу Jane Air. Джони любил «Джейн Эйр». Он ставил их регулярно, в особенности, когда уставал от английской речи. Он то и дело искал в Интернете русскоязычные ансамбли, находил, но, как правило, разочаровывался – их русский ужасал. Ситуация напоминала магазин «Додо» – бренд что надо, но лучшим воспоминанием о нём по-прежнему оставались туалет и муха, так полюбившаяся сначала художнику Дали, а там и Нефёдовой.
Иначе говоря, Джони не повезло ни с русским, ни с русскоязычными группами. Именно поэтому в последние годы он мало с кем